ПРОЗА

А.Шароваров
/ из недавнего прошлого/
ПОДАРОК СУДЬБЫ

1

      Коротки зимние денечки и Виташа спешит повидаться с женой, чтоб до скорых февральских сумерек суметь как-то разглядеть ее в заиндевелой раме больничного окна. От завода до больницы полчаса хода: мостом через речку, сквериком, с простуженными, мохнатыми от инея елочками, улицей Коммунаров…. Любоваться стылыми красотами Виташе некогда: по дороге он еще заскочит в один-два магазина, постоит нетерпеливо в очереди, купит что-нибудь вкусненькое для Марины.
   Больничное здание, довоенной постройки, размещалось в запущенном саду, щедро заснеженном последними, запоздавшими метелями.
    Дорожки сада не расчищались, и прогуливать выздоравливающих было не принято, как впрочем, посетителей не пускали и в здание: то, по случаю осеннее-весенней распутицы, то из-за эпидемий гриппа, регулярно наведывающихся в городок, а то и просто не снимали «по забывчивости» грозную охранную грамоту на входе. Но какие бы сугробы не наметались за ночь, с утра под окнами этого древнего заведения отцы и матери, жены и мужья, дети и внуки снова и снова вытаптывали тропочки к своим родненьким.
       На стеклах окон с внутренней стороны болящие прикрепляли листки из школьных тетрадок с лиловыми цифрами – маячками, и избалованные казенным вниманием граждане, отягощенные сумками и авоськами, с молчаливой привычностью отыскивали нужное окошко.
Восьмая палата находилась на втором этаже, Окна для тепла завешаны одеялами, но это никого не смущало. Деньги на одеяла у больницы были, и тепло сохраняли, как могли. Виташа вытаптывает попросторнее площадку напротив, подхватывает горсть рассыпающегося снега, согревает его в ладони и готовый звонок летит в оконный переплет. Действует безотказно…. Откидывается край одеяла, показывается чье-то белое лицо-пятно и, через мгновенье, в форточку просовывается, закутанная в пуховый платок, его Марина.
        Виташа влюблено смотрит на жену, вроде бы различает в сумерках появившиеся густые тени под глазами, заострившийся носик и скорбную морщинку в уголке рта…. Вот ведь, а вчера ее не было и глаза какие-то испуганные, стонущие….
   - Ну, как ты? Как сохраняют? – бодренько спрашивает Виташа, хотя и сам видит, что дела не очень…. Обнять бы ее, маленькую, пригладить, утешить…. Ну, почему же нельзя…?
   - Да, ничего пока. Двух девчонок сегодня вниз отправили, а я вот ничего…. А ты как? – отвечает Марина, придерживая хлопающую на ветру форточку.
   - У меня – порядок. Сегодня ветрено, еще застудишься. Давай веревочку, я тут кое-чего…. Опускается веревочка и Виташа, склонившись, торопливо привязывает пакетик с лакомствами. – Я сережки купил, ну те, что тебе понравились, - говорит он и радуется, представляя как расцвела в улыбке Мариночка.
   - Ой, что ты! Такие дорогие – засияла маленькая женщина. Да мне и нельзя здесь….
   - Выйдешь и наденешь. Тяни лифт
   Пакетик исчез в форточке, исчезла и Марина: «До завтра!
  - До завтра….
   Однако Виташа не уходил, поглядывал на Маринину палату, на парней, козлами прыгающих под окнами первого этажа, где, как он уже знал, располагалось родильное отделение. Парням показывали в окно запеленатого младенца. Он кривился в плаче, юная мама устало улыбалась, а парни обнимались, показывали ей большой палец: молодец, значит, не подвела. Ну, гульнем, теперь…. Эх, гульнем!
   Полушубок у свеженького папаши нараспашку, рот тоже, ушанка из рыжей дворняги побывала в снегу. Он прихлопывал, приплясывал, скалил ржавые зубы: «Ну, молодец, ну, угодила куколка…!
   - Слышь, дикой, ведь сын у меня – крикнул он Витяше, поймав его хмурый взгляд и приглашая разделить радость. – Мужик что надо родился. Ух, гульнем!
    Сцены эти повторялись ежедневно, менялись только исполнители. Виташа поглядывал на молодых отцов, и ни на грош не верил в глубину и искренность их бурных восторгов. «Насмотрелись фильмов, вот и в жизни играют»,- ворчал он, хотя, в глубине души по-черному завидовал этим «козлам» под окнами родилки, ощущая беспокойство и душевный дискомфорт. У него самого-то к будущему дитю чувства не было никакого. Ну, нет и все тут.
    Недовольство собой занозой сидело в Виташе с того самого дня, когда Марина, жарко прижимаясь отзывчивым благодарным телом, шепнула ему: «Виталик…. Витальчик мой…. У нас будет ребеночек…. Сыночек, обязательно….» и, отстранясь, смотрела на него ожидая, наверное, восторгов и благодарности….
2.
    Однажды, вслед за Виташей, под окно восьмой палаты пришел средних лет мужчина, с интеллигентной бородкой и пухлым портфелем. Он аккуратно поставил портфель, слепил снежок, и все повторилось: откинулось одеяло, опустилась веревочка и, только, в форточку глядела уже не Марина, а другая женщина. Портфель похудел, форточка захлопнулась, но бородач, так же как и Виташа, не уходил. Видно, и ему спешить было некуда, а может и не ждал никто….
    Когда молчать стало неловко, мужчина предложил: «Давай, старик, знакомиться, видно, не последний раз встречаемся. Я – Вадим Николаевич…. просто – Вадим».
    Виташа принял руку дружбы и кивнул в сторону окна: «Жена?».
   - Жена. Сегодня молодцом. Температура в норме, настроение тоже
    - Откуда знаешь?
    - О настроении по голосу, а в холле списки больных с «состоянием».
    - Так у жены спросить можно, зачем ходить, - удивился Виташа.
    - Не скажет, волновать не захочет.
    - А у меня Маринка простая, без хитростей. Все выложит: что ела, как спала, что приснилось.
    - С годами научитесь беречь друг друга. А если не случится….
   Но Виташа глядел уже в другую сторону: «Нет, ты посмотри только на этого «козла», а? Гляди, как «издивляется», как говорит моя бабка, на окнах виснет…. Да куда ты смотришь, вот же он, юный папа. Вчера тут орал: «Эх, гульнем!», и сегодня приперся. Сын у него. Этакие страсти-мордасти, будто банк сорвал, как его распирает от счастья-то….
    - А я ему завидую, - тоскливо признался Вадим. – Его понять можно.
   - Его, другого…. всех нужно понимать, всех можно, только в себе вот не разобраться, - разозлился вдруг Виташа и зашагал через сугробы к выходу. – Бывай…!
3.
    Они приходили к заветному окну ежедневно, точно, как на работу и, обменявшись рукопожатием, бродили вокруг больничных построек, делали петли и снова возвращались к своей палате.
    - Ну, как у твоей сегодня? – интересовался Вадим.
    - Нормально. Можно бы и домой, да скоро уж…. Не отпускают. А у твоей?
    - Со дня на день…. Боюсь я за нее. Давление скачет, и тридцать восемь, все-таки.
    - Что ж припозднились?
   - Эх, старик…! – Вадим вздохнул и они молча, думая о своем, зашагали, сами того не замечая, между жизнью и небытием, от «родилки» к моргу.
 

* * *

   У дверей низенького подслеповатого зданьица, связанного с родильным отделением туннелем, среди заснеженных курганов строительного мусора, брошенного с лета кирпича, ящика из-под раствора, кухонного котла, сиротливо прижавшегося к стене, поржавевших кроватных сеток, остановилась сверкающая лаком, новехонькая «Волга». Из машины вылез все тот же бедовый парень в собачьем треухе с большим узлом чего-то мягкого и теплого, и бойкая круглолицая тетка неопределенного возраста.
   - Сказал ведь, по счетчику, - зло бросил парень шоферу, продолжая начатую еще в дороге ругань. – А уедешь – башку оторву. Под землей найду».
   Тетка назидательно хватила парня кулаком промеж лопаток и обернулась к водителю: «Он все может. Уж вы не серчайте, молодой еще, уж подождите…. Возьмем только мамку с младенцем и поспешим. Понимаем, всем хорошо жить хочется».
    - Ну, люди…. Трясут их, как грушу, а они еще и благодарствуют, - взвился Виташа и рванулся к машине: ты, паразит…. Ты у кого вымогаешь? Думаешь у рыжего? Так думаешь, да…? Ты у ребенка игрушку отнимаешь…. Первый раз свет белый увидит, а ты уже черным мажешь…?
   В два прыжка рыжий оказался возле Виташи и захрипел, с трудом отдирая его руки от позеленевшего вымогателя: «Сбавь обороты, дикой…. Задавишь ведь, душманчика, а мне он живой нужен. Остынь….».
   Виташа остыл и затолкал притихшего «паразита» на водительское кресло: «Очухается…. На нашего прапора похож. Тот тушенку на наркоту менял, ребят травил.
   - Ну, и….
   - Груз двести…. Минометный обстрел. Только рана у него пулевая оказалась, не осколочная. Теперь в Союзе этих прапоров поразвелось…. А ты все хохмишь, и ничего не замечаешь.
   - С гор я недавно, живу с песнями, - хохотнул рыжий. Он и впрямь не мог стоять спокойно, подобрался как для прыжка, упрямо боднул пространство: хищники у нас мудрые, под паранджой не прячутся. Все по форме, все в строю, все Ура! кричат. Ага, партия - наш рулевой, а куда рулят…. Давно с Афгана?
   - В мае два года.
   - И я майский, в разведвзводе…. Слушай, браток, на крестины приходи. Приходи, гостем дорогим будешь. Приходи….
    - Встретимся…. Бывай, разведка. Кто не с нами, тот против нас…. Усек?

* * *
   Виташа догнал Вадима Николаевича уже на повороте к центральному зданию, задумавшегося, ничего вокруг не замечающего, и, еще возбужденный, взволнованно взял его за руку: «Нет, ты видел? Ты шел сейчас мимо и видел, как мы принимаем в мир детенышей…? Человек родился, Гражданин великой державы, а его сначала на свалку…. Ну, спят они еще, несмышленыши, но взрослые-то видят и мирятся, привыкли, соглашатели. А ведь жизнь совместную начинают красиво, под Мендельсона, под речи и шампанское, по коврам шествуют, ступеням белокаменным….»
    - Праздник жизни с черного хода,- заметил Вадим, словно преодолевая в себе что-то, – и ничего не поделать. Поезд ушел.
    - Какой еще поезд,- переспросил Виташа.
   - И у меня сынок сейчас бы к институту готовился, да отговорил…. Красноречиво говорил тогда: не вовремя как-то, сначала учебу надо закончит, и пожить для себя хочется, и материальную базу создать…. Очень уж рациональным был смолоду, казалось, всю жизнь просчитал, схватил бога за бороду…. Кое-чего добился, а радости-то в доме нет. Ошибался…. Не зря говорят, человек предполагает, а Бог располагает.
    Вадим замолчал. Для двоих тропка была узка, и они гуськом прошли на свой «пост» под окном, и, не сговариваясь, подняли головы.
   - Окно глухо чернело байковым занавесом и неопределенностью,- усмехнулся Вадим и взглянул на Виташу. – Такое каждому не расскажешь, старик. На людях-то мы петушимся, тумана напускаем. Ну, как же, и удачливые, и перспективные…. Но себя не обманешь. Сам себя обделил счетовод хренов…. И восемь лет назад, как планировал, тоже мог быть у нас ребенок, но при родах задохнулся, запутался в пуповине. Есть такая нить жизни, а вот, поди ж ты…. Свихнуться можно…. А потом у жены болезни пошли, вот и припозднились. Медики-то не советовали, да жена – героиня…. Последний шанс.
   - Слушай, а ведь где-то мужиков пускают на роды, и они орут благим матом, когда женам становится совсем уж тяжко. Сопереживают.
    - Да у нас, в Прибалтике…. Только, сомнительная помощь. Впрочем, у женщин спросить надо.

4.
    Дома у Виташи женщины готовились к встрече внучонка как к пасхальному празднику: начищали – намывали все до блеска, заставляли Виташу переставлять мебель в комнатке, где будет стоять детская кроватка. Найти достойное для нее место оказалось делом не простым: и чтоб не слишком близко у окна была, но и не так чтобы далеко, и чтоб батарею отопления не закрывала, а Мариночке должно быть удобно вскакивать ночью к малышу…. Подумали и о ночничке, и о рефлекторе, на всякий случай.
    «Когда ребенок желанный, тепло в доме и ладно,- приговаривала бабка», и стелила у кроватки шерстяную разноцветную дорожку своей работы. – Мариночке стоять тепленько будет. И ты успокой ее, сынок, теперь уж вот-вот, скоро сбудется…. И все хорошо и ладно.
Бабка у Виташи старенькая, войны и голод пережившая, знает, что говорить и делать надо, и Виташа бежит в субботний день к Мариночке, проговаривая застрявшее в памяти: «Ребенок должен быть желанным…. Желанным!»

* * *

   В кулинарии, что неподалеку от больницы, пришлось задержаться. Очередь подвигалась медленно. Тетки, что впереди, лоскотали без устали, а, подходя к продавцу, долго вспоминали, зачем же они пришли, начинали искать кошельки, укладываться…. Виташа мысленно чертыхал, подгонял неразворотливых теток, и они словно почувствовали какое-то неудобство, нарушение равновесия в их женском мирке.
    - И чего спешим, куда все торопимся,- раздумалась вслух одна, поглядывая на Виташу.- Все там будем. Уж на что врачи у нас хорошие, аж из Москвы рожать к нам едут, и то спасти не смогли. Ребеночек жив, говорят, а самой-то худо стало, видать померла…. И молодая, и все при ней, а успокоилась. Все сердце, сердце…. А я скажу – все болезни от суеты нашей….
   - Сколько лет, как звать? – подался Виташа к тетке и полыхнул взглядом.
   Тетка чего-то испугалась, зашарила по карманам, засморкалась: «Да, не знаю я, сынок, молодая, говорят, красивая», - но Виташа уже не слушал, выскочил из магазина и побрел в гору все ускоряя и ускоряя шаг.
   «Спокойно, спокойно, - убеждал он себя. – Мало ли что скажут…. Когда ребенок желанный, тепло в доме и ладно…. Что ж ты, бабушка, как же так…?»
   Виташа уже бежал больничным двором, кого-то уронил, вдогонку матерно выругали, но он уже рвался через сугробы к заветному окну.
    - Марина…! заорал он в последнем, решающем прыжке. - А-а-а…!
    Под окном, уронив руки, ссутулившись стоял Вадим Николаевич, стоял, как бесконечно уставший человек. Он плакал.
   «Поезд ушел», вспомнилось Виташе, и он шагнул к другу.
  - Прости, старик, нервы, я сейчас…. Все хорошо…. Сейчас сказали, что все хорошо, - выдохнул Вадим. – Она будет жить…. Понимаешь, она жива…!
    Виташа снял шапку, и сбросил со лба пригоршню соленого терпкого пота: «ф-фу… черт, а я то…. Нет, с этими тетками и точно свихнешься…. А родился кто, Вадим…? Родился-то кто, спрашиваю?»
   - Не знаю, не сказали…. А может, забыл…. Родился кто…? – Подарок судьбы…. Это всегда подарок судьбы, старик. Ты уж поверь….