В пять утра за стенкой зашумели. Сосед Толька Зверев снова ревновал жену: «Курва ты! Шалава! Когда ты закончишь с этим старым валенком валандаться? Шлюха портовая!» Люськин голос что то пискляво быстро- быстро позванивал в ответ. Слов её было не разобрать. Пять минут тишины. Потом заиграла мандолина и застучали – защёлкали деревянные ложки. «Наконец то! Помирились», - обрадовался Николай и заснул. Соседи ссорились часто. Пять раз в неделю точно. В выходные Люська уезжала к матери в соседний посёлок, а Толька оставался в квартире один, зимой ездил на подлёдный лов. Почти всякая ссора могла превратиться в драку, верней Толька пытался поучить жену, а она всякий раз ловко от него увиливала. Люське уже стукнуло двадцать семь лет. Она была рыжая от природы, лицо в ярких конопушках, руки и грудь тоже и вдобавок курносая. Вокруг глаз наводила стрелки, как Бриджит Бардо, это придавало ей сходство с белкой. Маленькой и юркой. Женщина она была влюбчивая и отзывчивая, что издавна в простонародье называется, «слабая на передок». Тольке подкатывало к сорока годам, был он основательный, неторопливый и немного позёр. Сам родом из под Одессы и «за глаза» знакомые звали его Артистом, была в нём вальяжность и рисовка, хотя работал он простым мастером по ремонту телевизоров. Играть на мандолине выучился в детской музыкальной школе, которую не успел закончить. Известно было, что в Одессе у него осталась бывшая семья: жена из интеллигентной семьи и почти взрослая дочь. Они приезжали в наш городок в надежде вернуть утраченного мужа и отца, но Толька был поражен Люськой в самое сердце и все другие чувства, как отцовский долг и порядочность, были у него, что называется на периферии, отодвинуты в чулан. Люська работала в финотделе младшим инспектором. У неё в то лето был в самом разгаре роман с начальником. Председатель финотдела был похож на небольшого резвого бегемотика, быстро бегал на своих коротких ножках, неся впереди значительного размера пузо. Люське он годился в отцы. Ей льстило внимание начальника, а кроме того нравился сам процесс, так сказать действо. Кроме того её интересовал размер оклада и возможное повышение в должности. Им ведь так много ещё надо в квартиру, Толику нужен мотоцикл, да и дочка Иришка подрастает. Люська отдыхала в Одессе у подружкиной бабушки … Толька там её и встретил, вероятно, на пляже. Семью он вскоре бросил и появился в нашем городке. Фигура у Люськи и вправду была загляденье: талия тонкая, как рюмочка, маленькие ножки, ну и остальное всё, как положено. Ревновал её Толька не без причин: строила глазки всем мужчинам во дворе, кокетка, одним словом. Драться он полез после того, как однажды в обеденный перерыв зашёл к жене на работу и не застав в кабинете, уже хотел уйти. Проходящий мимо завхоз молча кивнул на кабинет с надписью «Начальник» и с гадкой ухмылкой подмигнул. Толька рванул ручку на себя, дверь не подалась. Тогда он отошёл на три шага, и обрушился на дверь всей массой, так сказать - пошёл на таран. Двери в районных учреждениях в те годы были картонные, хлипкие и не рассчитаны на ярость лося в период брачного гона. Прелюбодеи опешили от такого натиска и даже не смогли скрыть происходящего. То, что он увидел, поразило его в самое нутро и не оставляло сомнений: начальник имел его жену так, как самому Тольке иметь было под запретом. Об этом он потом рассказывал на суде. Выскочил из учреждения, как ошпаренный, забежал на работу в ателье, отпросился у начальника по семейным обстоятельствам. Занял у знакомого часовщика – узбека три рубля. Зашёл в единственный в нашем городке магазин, торгующий спиртным, под названием «Казёнка», взял бутылку водки за два рубля восемьдесят шесть копеек. Направился к дому. Дороги он не замечал, встречных не видел и со знакомыми здоровался машинально. Он ещё не знал, что станет делать, хотелось скрыться подальше от людей. Почти на выходе из города тянулось кладбище, оно было старым и уже немного запущенным, несколько лет назад его закрыли для захоронений. Зашёл, что бы в одиночестве обдумать своё горе, о котором не всякому расскажешь. Выбрал могилу старичка с бородкой, как у Чехова, заросшую со всех сторон отцветшими кустами сирени. Сел на скамеечку, стал пить из горлышка тёплую жгучую водку. Закусить было нечем, да и не хотелось, жевал травинку. Долго так сидел и рассказывал деду на портрете о своей сломанной жизни. Толька обращался к нему как к живому: «Ты пойми, отец, как тебя, Алексей Фролович, как у меня душа… ну огнём горит! Жжёт грудь! Ненавижу её! И всё равно люблю…» Дед постепенно стал сочувствовать Тольке и согласно кивать в ответ. Воздух стал сырым, когда Толька увидел дно у беленькой и отбросил её в сторону, вылив последние пятьдесят грамм деду на могилку. Заноза в сердце осталась, но боль чуть утихла, притупилась. «Прощай, отец!» Толька пошёл домой и, не раздеваясь, рухнул в большой комнате на диван. Разобраться с курвой решил утром. С тех пор каждый вечер, а бывало и ранним утром, начиналась драка, которая волшебным образом заканчивалась музыкальным дивертисментом. Когда Люся освоила игру на ложках – история умалчивает. Играли слаженно. После – отбой, соседи вздыхали с облегчением: «Слава Богу, сегодня не убил!» Иногда Люська, спасаясь от своего Отелло, забегала, как мышь от кошки, к соседям по площадке, если двери были открыты. Порой её спасала пожилая одинокая учительница, у которой Люська пряталась за спину. «Анатолий Анатольевич! Успокойте свои нервы! Придите в себя! Не делайте глупости! Вы взрослый интеллигентный человек,» - так она урезонивала буяна. Толка пытался достать жену из – за спины, но зря старался, Люська была подвижная как ртуть. «Зина Ивановна! Дайте же мне таки выяснить один вопрос со своей супругой!»- не унимался Анатолий. У Зинаиды Ивановны было легче всего спасаться, но не всегда была открыта дверь. Людмилу она учить не пыталась, выпускала всегда молча, слегка презирая. Проходило полчаса, Толька перегорал, курил, плевался, шёл домой. В соседней квартире, где проживал Бойцов Николай со своей молодой женой Ниной и тёщей, Натальей Максимовной, Люська находила приют чаще всего. Иногда её даже оставляли ночевать. Жалели женщины почему – то её, а не обманутого мужа. Однажды в июле Люська заскочила к соседям в пять утра. Дверь Нина всегда предусмотрительно открывала, когда за стенкой накалялись страсти и начинался неизвестно какой по счёту раунд. Так было и в это утро. Почти нагая, в розовой на тонких бретельках кружевной комбинации, босая Люська заскочила к Бойцовым. Толик в этот раз не оплошал, вбежал сзади, в руках у него был ледоруб. Соседку Нину он легонько отодвинул в сторону, и Люська осталась без всякой защиты. Присев на корточки, она юркой ящеркой проскочила мимо осатаневшего мужа и выскочила на улицу с криком : «Караул! Помогите! Убивают!». Ей вслед кинулся Толька в голубой майке и чёрных сатиновых семейных трусах с поднятым наперевес ледорубом, как с копьём. «Стой, сучья кровь! Иди сюда! Остановись по хорошему, а то убью –у-у!!! За ним с криком : «Толя, стой, опомнись, не надо!» бежала Нина в клетчатом синем халате нараспашку. Вслед за ними выскочил и Николай в трикотажных спортивных трико, беспокоившийся за жизнь своей супруги. На Люську ему было «начихать и наплевать», так он потом говорил своей Нине, которая, к слову сказать, была женщиной молодой, красивой и высокоморальной. Словом, Николаю с супругой повезло, а Тольке – наоборот. В то утро не спал весь наш шестнадцати квартирный дом: этот полуголый орущий матом квартет нарезал несколько кругов вокруг дома. Забег продолжался до тех пор, пока Толька не выбился из сил. Потом у соседей смеху и разговоров было не на один день… Закончилась же эта история весьма печально. Толька умудрился – таки зимой сломать жене ногу берёзовым поленом и она посадила его тюрьму. На суде он рассказал, за что так жестоко обошёлся со своей Людмилой. Люська вроде бы и соглашалась простить мужа, но гражданка судья, которая тоже проживала в том же доме этажом выше, дала хулигану законные четыре года, полагая, что этого времени хватит, для того, что бы умерить пыл ревнивца, а Людмиле подумать о своём легкомысленном поведении. Однако закончилась эта история гораздо раньше. Через восемь месяцев Тольку сразил обширный инфаркт. Умер он в тюремной больнице. Забрала его оттуда и похоронила на родине первая жена. Видно, любила его по настоящему, так решили бывшие Толькины соседи. А Людмила вскоре уехала в другой городок и нашла нового спутника жизни, который гонял её и поколачивал пуще старого.
Замечательный, обстоятельный и хороший рассказ. Вот она, правда, о нашей жизни... что, к сожалению, не увидишь в глянцевых изданиях на полках в книжных... Мы с удовольствием опубликуем этот рассказ в нашем журнале. Ангелина, отправьте нам (через обратную связь) или на наш эл. ящик - вашу краткую автобиографическую справку. С признательностью, Виктор
Хорошо, что отважились. Вот и опубликуем вас. Отвык ныне народ от литературы, потому, как перестала она почти во всех изданиях отражать судьбу народную. А вот в вашем рассказе - судьба есть. И есть над чем задуматься. Кстати, интересно, сколько у вас произведений? Хотя бы приблизительно. Какие жанры? Вопросы не праздные, а по делу, в автобиографической справке вот указать бы это.
Уважаемый Виктор. Я написала пять рассказов на простые, житейские темы. просто наблюдения над соседями , друзьями и т. д. Небольшая байка в стихах о поисках заграничного жениха и около тридцати стихотворений. Кроме этого, мемуары под условным названием "Наши отцы и деды". На мой взгляд, они самые интересные.
