ПРОЗА

«Хороша! Вот так будет выглядеть моя будущая женщина», - подумал он и тут увидел то, что заставило его заскрежетать зубами, мысленно конечно. Заставило сжаться в кулак его правую, будто наяву ощутив гладкость рукоятки и прикрыть глаза, потому что увиденная картина не должна была стать реальностью. Однако стала. К девушке подбежал трёхлетка - метис в джинсовой панаме, из под которой во все стороны торчали тёмные спиральки.

«Ага! А вот и его папа! Так и есть: образовалась ещё одна семейка. Ещё одна потеря для будущего Белого Рода. Даже если не будет больше рядом с ней этого гоблина с толстыми лиловыми губами, девка всё равно уже бесполезный мусор. На планете осталось всего три процента генетически неиспорченных женщин, способных родить белых воинов для будущей великой борьбы.
Нет, мы не против, вы живите в своей ублюдочной Африке. Мы вас не трогаем, живите. Но здесь вам не место. Здесь наша территория и наши бабы. Пользуйте своих или сами себя, как вам угодно! Плодят метисов! А? Ну, твари! А я - то уже мысленно придумал для неё имя.
Арианрод! Богиня Зари, Серебряное Колесо. Колесо судьбы… его трудно избегнуть и возможно ли реально?
Мы, хранители Белого Рода и его чистоты собираем силы, наращиваем число своих соратников… Мы не желаем никому зла, мы только хотим, что бы все инородцы убрались куда подальше, хоть в преисподнюю. Всякий народ должен жить на своей территории, знать свою родину и заботиться о своём Роде. Народ, позволяющий жить на своей территории другому, цветному народу, исчезает с лица земли. Да, борьба предстоит большая и нужно готовиться!»

Миккел, больше не глядя по сторонам, вышел из метро, пересёк улицу, направляясь к киоску, торговавшему свежими молочными продуктами. Здесь работала румяная и круглая, как розовый эклер с кремом, тётка, лет сорока пяти, без признаков талии и весом под центнер, Ольга. Блондинка не натуральная, но всё равно, наша, северная. Глазки светло - голубые, носик кругленький, губки бантиком, помада цвета персик. Миккел каждый день покупал у неё творог либо молоко, йогурт, иногда сметану. Хельга, так он называл её по уже укоренившейся привычке менять имена, весёлая и подвижная, работала быстро и непрерывно разговаривала с каждым покупателем.

«А вот и Миша, добрый вечер! Что для Вас, молодой человек? Как обычно, молоко и творожок?»
«Да, мэм!»
«Ой, ну всегда Вы меня по разному называете! Зовите уж лучше сударыней!»

«Как скажете, Хельга, для Вашего удовольствия готов исправиться!»

- охотно ответил Миккел приветливой продавщице, но тут в открытую дверь киоска протиснулось гориллообразное существо, в котором грубо гипертрофировались все признаки мужского пола: волосатое, лохматое и усатое, невысокого роста, которое ни слова не говоря, ухватило Хельгу за мягкие половинки её аппетитной для таких, как этот ублюдок, задницы.

«Ай, Леван, ты что делаешь? Тебе Розы мало? Убери руки и выйди сейчас же!»

«Вай, какая Роза! Ты моя хурма, пэрсик, самый сладкий!»

Миккел из под насупленных бровей сверкнул глазами на это безобразие и молча расплатившись, отошёл от киоска.

«Так, тут хачи распоясались… Козлы! Киоск Розы, его женщины рядом, а он тянет свои клешни на нашу Хельгу… Таких мы будем резать!»

Настроение окончательно испортилось, когда он увидел группу подростков, привычно тусующихся между домами под высокими деревьями, где стояло несколько скамеек и где они всегда собирались в конце дня. У всех в руках по бутылке Клинского или банке Ягуара.
«Пей ягу – рожай шнягу!»- с таким лозунгом пару лет назад по Москве прошли соратники. Акция тогда прошла по всем медиа – ресурсам. Но большого влияния на молодёжь не оказала, пьют по прежнему, травятся этим пойлом и всё равно пьют.

«Вонючие ублюдки, поганые быдлогопы! Овощи! Разве из вас получатся воины? Мало таких, как вы постреляли и порезали нохчи! Или вы надеетесь, что откосите от армии и здесь они вас не достанут? Ха! Ещё как! Вот бараны! Кто наплодил таких моральных ур- р – р-одов? Которые, кажется, родились с бутылкой пива в кулаке и пачкой сигарет в том месте, за которое вас возьмут, как только вы подрастёте! Кто ваши матери и отцы!? Где они нашли друг друга, что бы произвести на свет такую гниль, такую мерзкую плесень. Такую - блевотину!»

Миккел сплюнул под ноги и, не глядя больше по сторонам, сегодня особенно яростно презирая этих недоносков, шёл прямо. Даже чуть сбавил темп, проходя мимо них.

«Ага, примолкли, павианы! Боитесь, стало быть! Правильно, меня нужно бояться».

Он, стараясь дышать медленно, чтобы успокоиться, уже подходил к своему четвёртому подъезду.

"Так, ещё одна «приятная неожиданность». Ахмед. Дворник Ахмед. У них у всех одно имя. У тех, кто из Средней Азии сюда прикатил. Этот хотя бы на неприятности не нарывается. Метёт себе и метёт, никого не трогает. Ладно, посмотрим. Он всегда отворачивается, не смотрит в глаза, когда видит меня".

«Молодец, правильно делаешь», - мысленно похвалил дворника Миккел.

Миккел живёт один в маленькой квартирке пятиэтажной серой хрущобы, каких сохранилось ещё немало в городе. Он студент предпоследнего курса Университета. Он хорошо учится, без напряга и хвостов, он ладит с преподавателями и товарищами по группе, он отзывчив. Его уважают за спокойный нрав. В Университете он не позволяет себе даже думать об идее, которая влечёт его уже около трёх лет. Там он совсем другой человек, средне – статистический студент, готовящийся стать таким же среднестатистическим гражданином в прошлом некогда великой страны. Которую, впрочем, по словам Президента, ещё ждёт великое будущее с перспективами развития нанотехнологий и прочей мудни. Само собой, никто в стране уже ни во что не верит, народ и верхушка живут в параллельных мирах.
Пока же Миккел ничем не выделился из среды таких же полунищих парней, которые учатся, работают, играют в футбол, посещают фитнесс клубы, ходят смотреть бои без правил и тайский бокс, чей кумир – русский боец Фёдор Емельяненко, непобедим уже на протяжении ряда лет.

Но если б кто - то смог проникнуть взором в его светлые глаза, то увидел бы совсем другого парня. Тот, другой, он - жёсткий, непримиримый, бескомпромиссный, он безгранично честолюбив и у него далеко идущие планы. Он в душе воин и готов к смерти, как гладиатор. Он готов биться за идеалы, постепенно сформировавшиеся в нём и сделавшие его таким, каким он стал сегодня, кого в СМИ называют экстремистами, иногда даже ярлык фашистов приклеивают.
Мать рассказывала, что он родился не вполне здоровым, они долго лежали в больнице. Воспитывали его исключительно дома и даже не пытались отдать в детский сад. Матери пришлось уйти с работы и всё своё время и силы посвятить единственному болезненному и довольно позднему ребёнку. По видимому, ей удалось хорошо потрудиться, потому что к школьным годам Миша был практически здоров и к тому же умел читать, немного писать и интересовался довольно серьёзными для его лет книгами. По своей природе он вырос созерцательным ребёнком, застенчивым и скромным. Даже на детских фотографиях он не по годам задумчив. В пацаньем возрасте Миша почти не гулял и, когда мать спрашивала, почему у него нет друзей, сын отвечал, что ему дружить не интересно.

«Что же, я с ними возле подъездов стану тереться!?» - удивлялся Миша.
Любимым его занятием стало чтение биографий великих полководцев. Всё, что возможно, он прочитал о Суворове Александре Васильевиче, снискавшем славу в Екатерининскую эпоху. Потом на целых два года кумиром для него стал Наполеон Бонапарт. Книгу академика Тарле, подаренную на очередной день рождения, он прочитал несколько раз, совсем затерев её. Засыпал с нею и просыпался. Александр Македонский, Ганнибал, Чингисхан, Юлий Цезарь, король Артур. Дальше пошла римская история, история нацистской Германии и последним увлечением стала история викингов. Он помнит имена всех конунгов, прославивших земли теперешней Норвегии. Поэтому своё имя он тоже переиначил. Миккел – означает огромный, да и звучит неплохо, в отличие от расплывчатого Михаила. Друзья чаще зовут его на американский манер – Микки. Он уже придумал имена своим сыновьям, будущим бесстрашным бойцам. Их можно будет назвать Эгил – край меча, Сверре – дикий и Ингвар – воин. Но это будет не так скоро. Миккел должен закончить Университет. Дальше – наша родная армия, без неё куда ж? Он уже изрядно натренирован и готов к службе в группе «А». В дальнейших планах Миккела – служба во Французском иностранном Легионе, где подписывается контракт на четыре года и где он отточит свои боевые навыки. То, что он туда поступит – не вызывает никаких сомнений. Спортивные нормы, по которым отбирают в Легион, он уже сегодня выполняет с лёгкостью. Что для него тридцать отжиманий или пятьдесят приседаний!
Миккел ни разу не пробовал курить, просто компании не было, а в семье к сигаретам относились с недоумением: как можно пускать дым в потолок, да за свои же деньги? Выпил в студенческой компании раза два на первом ещё курсе – не впечатлило. Даже не в том дело, что не понравилось, а уже обозначилась цель и мечта жизни, где алкоголь и табак – удел рабов.
Ничьим рабом он становиться не собирался, тем более глупо становиться заложником собственных страстей. Он презирал студентов, до краёв наливающихся пивом в общаге и таскающих девок из комнаты в комнату. Он стал почти аскетом, решив для себя, что комфорт и вкусная еда расслабляют бойца и отвлекают от главного. Афоризм Александра Суворова: «Тяжело в ученье – легко в бою», принял за основное руководство, поэтому кроме тренировок два раза в неделю в клубе, ежедневно занимался по два часа дома. Завтракал творогом или делал омлет из трёх яиц, днём перекусывал парой дешёвых пирожков или блинов с чаем, а вечером варил пшённую или гречневую кашу на молоке или с овощами, луком и морковкой. Впрочем, пару раз пришлось с сокурсниками сходить в кафе «Кемер» с турецкой кухней. Дабы не вызывать лишних вопросов и отчуждения. Нельзя сказать, что ему там не понравилось, но идея, овладевшая Миккелом, не позволяла расслабленно идти на поводу повелений собственного желудка. Один раз в неделю готовил первое блюдо: щи или рассольник с хорошим куском мяса на косточке, иногда баловал себя грибным супчиком. Нашёл на кулинарном сайте подходящие рецепты и научился, ничего сложного нет, если захотеть. Некоторые тонкости узнал у матери при случае, вот и вся проблема. Никаких колбас и сосисок, пельменей и уж тем более шаурмы, приготовленной немытыми руками «чуреков», проникших в город и при молчаливом попустительстве властей, травивших гнилым куриным мясом, сдобренным соусом с остро пахнувшими травами, завёрнутым в лепёшку, голодных студентов и иногородних граждан.

Иностранный легион – только стартовая площадка для будущего вождя. Миккел не сомневается, что его ждёт слава, не меньшая, чем окружала его юношеских кумиров. Он верит в судьбу и в то, что жизнь, которую она ему подарила, следует прожить подобно новой вспыхнувшей звезде на чёрном мрачном небе. Вспыхнув, ярко гореть, рассеивая ночную тьму, что бы имя его повторяли потомки Белого рода, как имя первого из равных.
Пока, до поры до времени, он не делится своими планами ни с кем из окружения. Близких друзей он не завёл, хотя единомышленники у него есть, он с ними общается в Рунете. Несколько раз встречались в кафе, где Миккел был неприятно удивлён тем, что трое из собравшихся восьми человек, заказали себе пиво «Туборг». Остальные ограничились чаем «матэ». Какие же из них отважные воины, если всем известно, что пиво делает из мужчины бабу с круглыми бёдрами и отвисшими сиськами, накачивая тело женскими гормонами с красивым названием, похожим на имя планеты или цветка, - эстроген. Поэтому Миккел решил пока не примыкать к движению и не участвовать в их акциях, что бы преждевременно не сломать так верно и чётко обозначенную линию жизни активного бойца и будущего лидера. Его час ещё не пришёл.

Миккел, готовя в кастрюльке рисовую кашу на молоке, с добавлением горсти кураги, улыбнулся, вспомнив, как мать пыталась приобщить его к православию. В старших классах стала правдами и неправдами зазывать в храм, ездили с ней по монастырям в каникулы, даже пыталась пристроить его на летние месяцы трудником в одну из восстанавливающихся северных обителей.
Миккел не верит в еврейские народные сказки, где главный герой одерживает победу над злом с помощью Слова и Любви. Воин побеждает с оружием в руках и берёт то, что ему принадлежит по праву сильного. Миккел верит в Бога, как высший Закон Природы. А религии, придуманные людьми – это сказки для слабых, находящих утешение в вере в грядущую за гробом жизнь отлетевшей души на небесах, среди ангелов. Религия – мощный инструмент в руках тех, кто правит миром и получает прибыль. Её придумали сильные, хитрые и дальновидные люди для понуждения к покорности слабых и смертных, вынужденных всю жизнь в лишениях бежать за морковкой, привязанной перед ослиной мордой и потому недостижимой. Государству выгодны слабые и покорные граждане, оттого в последние годы вырос государственный интерес ко всем без исключения конфессиям, а к основным – православию и мусульманству - в особенности.
Миккел вдел в уши миниатюрные кнопки мини - плеера, включил любимую группу братьев – славян «Сокира Перуна» и, переводя на привычный язык знакомые слова:

«Крест запятнал твою честь,
Извечного воина превратил в пса…
Они не простят никому…
Истинная вера зовёт:
Белый воин, восстань!»

- и, помешивая кашу, задумался, вспомнив родителей.

«Какие то они разобщённые. Каждый, кроме повседневности, бытовухи, личный интерес имеет. Каждый сам по себе, но рядом. Живут так с тех самых пор, как я уехал из дому».
Отец - человек молчаливый. Всё свободное время пропадает в гараже, ухаживает за своей любимой конякой – Волгой – ГАЗ 24, всё чистит её, натирая каждую деталь полировочным гелем, вслушивается в урчание мотора, меняет масла, подкручивает, зачищает.
«Давно пора б сменить её на что то более современное. Пока возможности такой нет, учёба моя недёшево стоит старичкам».
Мать читает книги исключительно религиозного содержания, жития разных праведников и поучения святых. Ездит в паломнические поездки по монастырям, два раза в год точно. На большее средств опять же не достаёт. Между собой они редко разговаривают на отвлечённые темы, всё лишь бытовые дела обсуждают, а не о чем говорить – так и вовсе молчат.

У Миккела было счастливое детство. Каждые каникулы его обязательно куда то вывозили. Водили по музеям везде, где приходилось бывать. Сколько он себя помнит, объездили весь Северо – Запад, Прибалтику, несколько раз выезжали на море, в недорогие посёлки на побережье, Лазаревское, Кабардинка. Бывая в Петербурге, Миша всякий раз просил сводить его в обширнейший, с богатейшими экспонатами, Военно – Исторический музей на Горьковской. Сколько раз он там был – не сосчитать! Но всю экспозицию до сих пор не видел, оттого, что всякий раз ходили в одни и те же залы с оружием семнадцатого – восемнадцатого веков. Упрямство уже в детстве проявлял изрядное. Почему то Военно – Морской на Биржевой площади не поразил его так, как Военно – Исторический. В нём он был лишь однажды. Помнит пробитые снарядами куски металла от обшивки кораблей, да маленький, будто на подростка шитый, белый офицерский китель. Один раз, уже будучи студентом, побывал в музее Суворова на улице Кирочной, вспомнив своё самое первое детское увлечение – сколько альбомов было изрисовано простым чёрным грифелем, сколько штыковых атак проведено зимними и осенними вечерами. Сколько убитых героев, в мундирах с перевязками, сколько пушек, ядер летящих… Мать сохранила почти все его детские рисунки, хранит их в книжном шкафу.
Почему то подумалось:

«А, может, я вовсе не их сын? Меня могли усыновить! Им ведь сейчас обоим почти шестьдесят. А когда я родился, было лет по тридцать пять? И братьев - сестёр у меня никогда не было! Всё это очень подозрительно! Да и глаза у меня серо – голубые, волосы русые. А мать с отцом – тёмные шатены и глаза у отца – зеленоватые, а у матери, кажется, карие… Вот это дела…»

Зреющая догадка смутила Миккела.

«Стоп! Спокойно, потом разберёмся», – решил он и стал думать о предстоящей акции, где ему впервые предложили принять участие. Готовился «Русский Марш» - движение несогласных с политикой правящей партии в отношении нелегальных мигрантов.
Завтра необходимо принять участие, но при этом не засветиться. Это нелегко. Миккел слышал, что составляются списки студентов, придерживающихся экстремистских взглядов, нетерпимо относящихся к засилью в городе черномазых.
Поужинав, Миккел вымыл посуду, подмёл и без того чистый пол маленькой прихожей и кухни. Решив с вечера выкинуть скопившиеся пакеты, банки и лопнувшие любимые кроссовки «New balance», обулся в непривычные кожаные туфли, подаренные матерью и, быстро пробежав два лестничных пролёта, выскочил на улицу и направился наискосок, срезая расстояние, к мусорным контейнерам. Навстречу криво двигался длинный сутулый дядька, дохнувший на Миккела кислым перегаром, с замызганным лицом, и грязным эмалированным ведром. В таком ведре мать квасила на зиму капусту.

«Из нашего народа, да не помнящий своего Рода! Проще скажем - урод! Исторический мусор», - подумал о встреченном мужике Миккел. Метнул пакет в контейнер, не дойдя до него пару метров. В контейнере пискнуло что то живое. Миккел оглянулся по сторонам и никого не увидев рядом, подвинулся к мусорным бакам. Писк раздавался оттуда. Парень подошёл ещё ближе и заглянул в средний из пяти контейнеров, куда он только что швырнул мусор. Контейнеры каждый раз к утру были почти полными, с торчащими из них бутылками, кусками рваных обоев, обрывками тряпья и кучами гниющих фруктов из соседнего ларька. В третьем по счёту кубе он обнаружил пакет с утопленными котятами. Один бедолага чудом выжил – в одном из уголков пакета, должно быть, остался небольшой пузырь воздуха. Его хватило самому сильному из братьев. Спасённый котёнок оказался рыжевато – дымчатым мальчиком. Через день у него открылись оба глаза и тогда Миккел дал ему имя – Унгерн. В честь барона фон Унгерна, который тоже был рыжим и, как известно, отличался невиданной храбростью и одновременно крайней жестокостью. Миккел прежде не отличался сентиментальностью и в детстве не просил у родителей ни собаку, ни кошку. Однажды, уже в подростковом возрасте, поднимаясь на свой третий этаж, он увидел большеглазого дрожащего котёнка, белолапого, с чёрными пятнышками на спинке и боках. Котёнок доверчиво подбегал к каждой паре проходящих мимо ботинок. Миша принялся упрашивать мать взять его себе и она разрешила - на удивление легко. Только потребовала, чтобы он, после общения с животным, всякий раз мыл руки с мылом. Миша выскочил на площадку и нашёл котёнка. Только тот уже был не жилец – какая то нелюдь выколола ему оба глаза, котёнок тихонько стонал, сидя у обшарпанной стены и из пустых глазниц текла слизь с кровью. Мишу тогда надолго потрясла эта жуткая неоправданная жестокость. Он не мог забыть этого крошечного доверчивого белолапого котика. Он сам готов был убить злодея, если б знал, кто это сделал. Молча плакал в подушку и стыдился своих слёз. Ударить слабого или повредить живому существу ему и в голову не приходило. Некоторые же одноклассники собирались вместе, что бы пострелять ворон ради забавы. Многие в этом возрасте увлекались стрельбой из пневматики – винтовок и пистолетов. Мише родители тоже купили на день рождения такую игрушку. Но он как то быстро к ней охладел, изрешетив входную дверь и стену прихожей. Скорей всего оттого, что рос одиночкой и подростковые стадные инстинкты обошли его.

(продолжение следует)