ПРОЗА

С трудом, разлепляя веки, Денис почему-то боялся, что яркий свет резко ударит в глаза. Но свет из маленького окошечка светил мягко, освещая белые, беленые стены в небольшом помещении с высоченными потолками. С права от кровати, на которой лежал Денис, была холодная стена, а с лева в глубине комнатки, у окошка высоко поднятого от пола стоял столик, несколько икон, горела мирно потрескивая, свеча; и кто-то стоял в черном до пят одеянии, спиной к нему-Денису, монотонно читая молитву на старославянском языке. Денис прошуршал осипшим голосом:
Что, это?! …. Наваждение?…
Человек стоявший к нему спиной обернулся. Это был юноша с такими васильковыми глазами, что даже не верилось, что такие бывают, с легким пушком над верхней губой и тонкими чертами лица.
Не наваждение! Не наваждение! – радостно и не громко воскликнул юноша – Слава Богу! Проснулись!
Ты, кто?…. эта, как его, поп, что ли?! – просипел Денис
Нет, что вы! – улыбнулся юноша – Я трудник, тут в монастыре. Работаю во Славу Божию, перед армией. Мне через полгода восемнадцать исполниться, вот и решил перед армией потрудиться. Может потом Господь укрепит, и постригусь в монахи. Ой, что это я разболтался, сейчас отец Герасим придет проведать, поговорит с вами. Как, как вы себя чувствуете!?
А, я где?! В этом, блин, как его в монастыре что ли?
Да, в монастыре, в моей келье. Вчера отец Герасим ездил за строительными материалами, да задержался, вот и встретил вас…
Дениса пробил удушающий кашель, грудь ломило, горло горело огнем, все тело ныло от синяков и ссадин, а боль в желудке заставила его скрючиться на кровати. Когда приступ кашля начал немного ослабевать, за толстой, дощатой дверью раздались приглушенные голоса:
Молитвами Святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас.
Юноша, поспешно кинувшись к двери, до конца выслушав молитву, произнес:
Аминь. Отец Дмитрий, отец Герасим, как хорошо, что вы зашли! Проснулся он! Проснулся!
Первым в келью вошел мужчина небольшого роста, с редкой бородкой, в длинной черной мантии, в высокой, черной шапке-клобуке и с большим крестом на груди. За ним, наклонив голову, чтоб не задеть дверной косяк, огромного, гигантского вида богатырь, с длинной бородой, темными вьющимися волосами с проседью. Келья без того маленькая, в его присутствии стала напоминать спичечный коробок.
Один из монахов, тот, что был поменьше ростом, присел на откуда-то взявшийся табурет, рядом с кроватью Дениса и ласково, тихо спросил:
Здравствуйте, молодой человек. Как ваше имя в Святом Крещении?!
Денис, удивленно глянув на него, забился в новом приступе кашля, успел только выдавить:
Слушайте, му…. – если бы он не задыхался от кашля, то на языке вертелась такая фраза: «Слушайте мужики, какое Святое крещение? Мне бы сейчас пару «колес» или пару затяжек самокрутки, а то очень хреново, а зовут меня вообще то Денис».
Все присутствующие терпеливо ждали, когда Денис сможет заговорить. Прокашлявшись, парень тихо просипел:
Денис, меня зовут.
А, я игумен Дмитрий, настоятель этого монастыря, а это отец Герасим. Он и нашел тебя Денис на дороге, вчера ночью и пришел вместе со мной тебя проведать. Вижу, я Денис, ты сильно простужен, постараемся, что бы тебя осмотрел доктор. Отец Герасим съездит за ним и попросит приехать. Может ты хочешь позвонить домой или кому-то близким, телефон находится в моей келье, как только сможешь приходи. Андрей тебе покажет, где это.
Юноша с васильковыми глазами кивнул в знак согласия, а отец Дмитрий продолжал:
Монастырь наш находится далеко от города, да и ближайший поселок в пяти километрах, но к нам приезжают иногда целые автобусы паломников, помолиться на этом святом месте. И ты можешь остаться здесь, пока не выздоровеешь. Ну, не будем тебя больше утомлять, отдыхай.
Отец Дмитрий уже вставал с табуретки, собираясь уходить, но тут загромыхал своим басом великан:
Отец Дмитрий, подождите, пусть хоть расскажет, как оказался связанным на дороге, да еще в такой глухомани. Ужо сколько я натерпелся, испужавшись, что человека загубил! Но, Слава Богу, Господь отвел! – отец Герасим говорил, раскатисто окая и при этом его длинная борода взлетала и развивалась.
Все выжидающе взглянули на Дениса. Но в голове у парня было настолько пусто, настолько чуждо всей окружающей его обстановки, он не знал, не мог ничего сказать.
Ну, да ладно. – Спохватился игумен Дмитрий. – Пусть отдохнет. Пойдем отец Герасим.
Вслед за ними вышел и Андрей, махнув Денису рукой и прошептав: «Я сейчас!»
Денис лежал на спине, дыхание было жестким и свистящим, давно так не болел. Но все это отошло на какое-то время на задний план. «Вот, это, да!» - Вертелась в голове одна эта фраза, а в ней и весь букет чувств к происходящему.

Густой колокольный звон раздвинул сумрак кельи. Денис заметался по жесткой подушке. С усилием, разлепив глаза, попросил пить. У него поднималась температура, губы и без того опухшие, потрескались, и из них сочилась кровь. Андрей – парень с васильковыми глазами, подал стакан воды и, потрогав лоб Дениса, предложил пару таблеток аспирина, все, что нашлось в скудной аптечке приезжавших днем паломников. А сам, разобрав себе на полу постель, встал на молитву перед затепленной лампадкой. Молился всем святым, за не крещеного пацана, привезенного около суток назад избитого и больного, под сень возрождающегося монастыря.
Трое суток маялся Денис в полубредовом состоянии, от зашкаливавшей температуры, наотрез отказавшись поехать в больницу, когда его осмотрел обещанный отцом Дмитрием врач. Дениса заклинило на том, что здесь, в монастыре ему безопаснее, чем в захудалой сельской больнице, где могут найти его те падлы, что избили его.
В периоды, когда Денис лежал, тупо уставившись в высокий потолок, превозмогая боль без «косяка» и «колес», без допинга лекарств, и какой либо другой «отключки», Андрей почти все время находившийся с ним и ухаживавший за ним, начинал вести издалека идеологические беседы. Нет, он не фанатично рекламировал религию, не агитировал в истинную веру, просто не мог понять, как человек прожив семнадцать лет на свете, не слышал о Боге?!
- Ну, как, ты!?… Давай освежу компресс. Я смотрю, ты сильный парень, наверное, занимался какой-нибудь борьбой?! А я вот, слабак. Хотя ты знаешь, обезьяны тоже сильные и трудяги я думаю, вон по деревьям же скачут, однако человеком так и не стали. И что за идиотское учение, что человек произошел от обезьяны!?
Человека создал Бог! Наделил его божественным даром выбора. Мы не куклы, не марионетки, нет, мы свободны! От нашего выбора зависит и результат, отступил от Бога, получи разные напасти и болезни. Нарушил заповедь, не раскаялся – скорби. Но это только на словах просто, а на самом деле борьба идет страшная, между тьмой и светом, не киношная, не выдуманная – настоящая.
Вот ты в России живешь, не в мусульманской, не в басурманской, живешь в Святой Православной Руси, а не крещен! К небу ни глаза, ни мысли не поднимал, думаешь, тебя это не касается, ан, нет, Господь тебя не просто так в монастырь привел.
Да, пошел, ты! Лучше обуться дай в чего-нибудь, в уборную пойду!
Но такие разговоры были редки. Болезнь наваливалась с новой силой и затуманивала голову температурой и ноющей болью всего тела.
Андрей на распев читал каноны и разные молитвы, а для Дениса они сливались в один непонятный гул. Но вот, он с удивлением стал замечать, что в его голове вдруг откладывались какие-то слова, из тарабарщины Андрея, и обретали смысл.
… Ослаби, остави, прости, Боже, прегрешения наша, вольная и невольная…
«Нечаянно значит, что-то сделал или умышленно, прости Господи… Да только все, что делал я, делал все умышленно и обдуманно…»
И опять в голове тикает, как часы – боль, и опять слова звучавшие из угла кельи становятся «китайскими иероглифами».
… Доброту чужую видев, и тою уязвлен бых сердцем…
… Греху брата моего посмеяхся…
…Опихся… Развращение помыслих…
… Помилуй мя…
Вдруг показалось, что границы этих четырех дней раздвинулись до бесконечности, и всплывавшие фразы освечивали все закоулки души.
… Не ужели мне одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем?…
…Неужели Господь поразит мя, и по часе паки таяжде творю…
…Возстави падшую мою душу…
… Яко же бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу…
…Ни капли слез имею от жестокосердия…
…Возведи от пропасти погибили…

На исходе были четвертые сутки. Андрей, потрогав лоб Дениса, почувствовал, что жар спадает, и отправился на вечернюю службу.
Отец Дмитрий и отец Герасим заходившие каждый день к Денису, заставали его то спящим, то не хотевшим ничего говорить. На их участие и заботу, о том, что, может быть, сообщить близким, парень огрызался коротким: «Нет!»
Колокола давно отзвонили, а в ушах еще стоял звон.
Денис лежал, переваливая тяжелые, как булыжники мысли. Он никогда не задумывался, о том далеком времени, когда его не будет, совсем не будет, ну то есть о старости, а может даже и не о старости, а о смерти. Эта мысль не умещалась в голове – он будет всегда! Всегда молодой, всегда дерзкий, всегда здоровый! И эта странное время провождение здесь, в келье монастыря, в полу бредовом состоянии – это не с ним, это, как сон, проснешься и опять дома…
… А, что дома!? Холодная война с матерью?! Друзья?! Он даже улыбнулся, так странно представить своих друзей здесь…
Воспоминания о доме и его жизни, там, за стенами, вдруг, как кусок пересохшей глины отвалились от него где-то глубоко внутри. Все стало чужое. Но и эта обстановка не грела душу. И поэтому холод безверия, подкравшись незаметно к пацану, сжал ледяными объятиями его сердце. Он зажмурился.
Ноющая, нарастающая боль в желудке стала возвращать его к действительности. Он хотел повернуться на бок и открыл глаза.
И, о ужас!!! Да, ужас, не просто сковал, заледенил его!
Конечно, ему не раз приходилось видеть кошмарики, когда, обнюхавшись, он вылезал из повалов, когда обкуренный крутым «косячком» пялился на страшилки проходившие перед глазами, когда напивался до чертиков. А, тут, не обнюханный, не обкуренный, не обпитый, он увидел страшных уродов подскочивших к его кровати и вгрызавшихся в его живот, стальными зубами. На лбу выступила холодная испарина, и, как куском льда стукнуло в висок: «Так, вот почему у меня так ноет и болит желудок!»
Денис истошно завопил:
А-а-а-а-а!!!… А-а-а-а-а!… А-а-а-а-а!
Мона-а-а-а-х! А-а-а-а-а! Мона-а-а-а-х!
Он, срывая голос, яростно махал руками перед собой. И вот как бы со стороны увидел себя бестолково метавшимся, с белыми от страха губами и синюшным лицом. Даже не оборачиваясь в сторону, где теплилась лампадка, видел, нет, чувствовал, нет, знал – стоит там воин, в солнечных доспехах, с внушительным мечом и только ждет того, когда он – Денис будет причислен в святом крещении ко Христу, что бы сразиться за него с врагами его. И с новой силой заорав, оглашая округу не человеческими, душераздирающими криками, сердцем молил: «Только бы успеть!»
- Мона-а-а-а-а-х! Мона-а-а-а-а-х!!!
Андрей, распахнув дверь, и тяжело дыша, замер, глядя на искаженное ужасом лицо Дениса. За ним следом поспешал отец Герасим. Денис, не видя никого кроме огромного инока, откинув одеяло, подскочил к нему, тряся его за руки и плечи:
Давай! Давай скорее, монах! Воду, ну, воду живую!!!
Как уж просветил Господь отца Герасима неведомо, только он сразу понял надо крестить! Человек крещения требует!
Беги, Андрюша, к батюшке игумену, проси ключи от летней часовенки, зови брата Илию, чтоб все приготовил к крещению, а мы сейчас спустимся.
И запев молитву густым и сочным басом посадил Дениса на кровать и стал помогать одеваться.
Адреналин, поступивший в кровь после пережитого кошмара, притупил и головную боль, и боль в желудке. Одевшись, Денис никак не мог встать на ватные ноги. Отец Герасим обхватив его за пояс, крепко держа, повел на улицу, в сырую и холодную октябрьскую темень.
В часовне уже хлопотал инок Илия, зажигая лампады и свечи, грея воду, для крещения. Денис не мог стоять, весь обмяк, и его посадили на шатающийся табурет. Андрей поддерживал его, чтоб он не завалился на бок. Одевшись в облачение, отец Герасим зычно произнес:
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
Ты будешь его крестным! – ткнул он в грудь Андрея.
И Таинство Крещения началось. Когда отец Герасим первый раз произнес:
Отрицаешься от сатаны!? – Дениса затрясло, как в лихорадке и он еле выдавил из себя
Отрицаюсь. – Каждый раз, когда он говорил это слово, все внутри воставало, и он некоторое время боролся с собой, что бы потом тихо выдохнуть
Отрицаюсь!
Отрицаешься ли от сатаны?! – гремел богатырским голосом отец Герасим.
Отрицаюсь!
На Дениса вылили большой ушат теплой воды. Наверное, глупо радоваться думал Денис, но: «Успел! Я, успел!» И хотя ноги его еле слушались, бил озноб и в душе скребли кошки, он, как в самый темный час перед рассветом знал, просто знал – рассвет будет! Будет солнце, радость, счастье! Любовь!
Было далеко за полночь, но Божиим внушением, отец Герасим не отпускал Дениса. Тихо рокотал его голос под сводами небольшой каменной часовенки. Он открывал Денису таинство Святого Причастия и готовил его к исповеди – видел парень совсем плох. Отец Герасим перечислял грехи и Денис мог только кивать, что да он согласен, что так поступал, что делал это. Выходило так, что бы ни сказал священник, он во всем виноват. Да, так оно и было. Что же это за жизнь – ничего светлого, ничего доброго. У Дениса что-то заклокотало внутри, и он зарыдал, сумев выдавить из себя:
Вся жизнь, как наваждение!!! Вся жизнь… наваждение…
Но, ведь так оно и есть, ведь наваждение, это то, что внушается нам врагом спасения – сатаной! С одной целью – соблазнить, увлечь, запутать! Но, ничего, ничего, Господь милостив!
И накрыв, голову Дениса епитрахилью, отец Герасим прочитал разрешительную молитву. Потом было великое таинство Святого Причастия. Теплота, согревая, разливалась по телу, принесла Денису облегчение. Его проводили до кельи, и Андрей помог ему лечь.
Отец Герасим и отец Дмитрий с иноком Илией возблагодарили Господа Бога за все содеянное, за то, что открыл глаза этому парню, и решили, что, как только станет светать, отец Герасим поедет за доктором.
Андрей, вымотанный бессонными ночами ухаживанием за Денисом, крепко спал. И даже когда после произнесенной молитвы в дверь постучали, он не слышал. Отец Герасим навалившись, сорвал державший дверь крючок. В келью вошли два батюшки и врач. Андрей, переполошившись, наспех одевался, а священники глубоко вздохнув, перекрестились, посмотрев на Дениса.
Денис лежал, слегка улыбаясь с желтеющими синяками на веках и тоненькой струйкой алой крови, стекавшей от уголка губ к подбородку. Врач засвидетельствовал – смерть.
Три дня ездил отец Дмитрий от морга к отделению милиции, требуя православного погребения. Отпевали Дениса на пятый день в монастырском храме, похоронили на сельском кладбище в трех километрах от Святой обители.
Андрей, отправляясь, домой, дал обещание настоятелю поминать своего крестника, всю жизнь. Да и отец Дмитрий заверил, что вся братия будет поминать Дениса.
А отец Герасим частенько говорил приходившим к нему прихожанам:
- Будьте бдительны! Не поддавайтесь наваждению! Враг не дремлет, а только и ждет от вас ослабы, что бы соблазнить к греху, увлечь, запутать вас! Но помните, то, что стяжали здесь, то и ждет нас там – в вечности! А она не за горами!

© Copyright: Альбина Янкова, 2008