Анатолий Шароваров / из романа «И все, как у Аннушки»/
С легкой руки Аннушки, счастливо перевернувшей бытие девкинских отшельников, и привились в Скиту посиделки над озером, под крылом вечерней, многоцветной зари. Не безделья ради, для душевного отдохновения. Неспешно пообщаться в честной компании, артельно посмолить табачок, забот прикинуть на близкое-далекое. И нынче зоревало, привычно сбилось в кучку скитовское население на крылечке старой избы, послушать речь Петровича, спешно примчавшегося из города, взволнованного и чем-то удрученного. А так у него все светло начиналось…. Давно так легко не шагалось Петровичу по родному городу. Жил все как-то вприскочку, дела-заботы заедали. Недосуг оглядеться. А сейчас – досуг. Книжка написана, иные мысли появились…. И не совсем уж без забот остался. Вот, спонсоров пошел искать, современного Сытина. И в детство окунуться по пути-дорожке. Дело модное нынче, как кольцо в ноздрю вдеть…. Сладкоголосый Николаев, кенарь известный, на Сахалин слетал, тоже в детство возвратился. Долина в Одессу прокатилась. Вольфович узбеков навестил, годочки прожитые оплакал. Еще кто-то в телике мельтешил…. А Петровичу проще, ни лететь, ни мелькать не надо. Шагай себе по Бровичам, оглядывай родную сторонку да вспоминай…. Это было давно…. Я не помню, когда это было…. Пронеслись как виденья, и канули в вечность года. Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло…. Это было давно…. Не про тебя песня, Петрович, ты еще кое-что помнишь…. Вот здесь, у моста на взгорье, храм стоял, над самой рекой маковками поблескивал…. Каким угодникам назначался Петрович не знал, но красивенный был храм. И поставлен удачно, глаз радовал… Фашисты не разбабахали, так свои придурки нашлись. После войны уже крушили…. Тяжело ломалось. Работягу шаром чугунным раздавило, когда стены храма разбивали-раскачивали. «Трос прохудился»- объясняли атеисты, к смертям привычные. Одной больше, одной меньше…. «Божья кара антихристу»- тихонько перешептывались верующие. И кто прав…? Случай выскочил несчастный или такая судьбина горемычная выпала? Войну мужик прошел, уцелел, а тут…. Слажен был храм любовно, руками православных. А поставили на его фундаменте ДК. Очаг культурный на развалинах русской истории. Расцветай культура наша…. Эх, дурики, дурики…. Было их немеряно, а сколько еще будет…. Но встречались люди и толковые. Белелюбский с Шульгиным ажурный мосток через речку перебросили. Видал мосты и красивей, и значительней, но наш-то арочный, первенец…. Давно отжил свое Шульгин-купчина. Крутил, вертел, людишек объегоривал, барыши подсчитывал. И кто бы сейчас его помнил…? Никто и никак. Был, не был. Пыль, прах, тлен…. Ничто…. А порадел для общества, второй век добром поминать будут. Так и ведется, одних – злом, других – добром. А для чего живешь, выбирает каждый сам…. «Если бы,- огорченно вздохнул Петрович, пожалев себя любимого, прозревающего лишь под занавес уходящей жизни.- Общее заблуждение…. Плывет наш челн по воле волн, а когда заматереешь, меняться тяжко. Из омутины на стрежень не всякому удается вырваться. Так и стонут люди: ах, если б молодость знала, если б старость могла!» С моста речечка совсем ослабевшей видится. И здесь поработали атеисты самодостаточные. Все Природу покоряли…. В веке девятнадцатом еще свихнулись. «Природа не храм, а мастерская…» - вопили тогда, жаждущие общественных потрясений, нигилисты. Тоже ведь, добра России желали… «Не ждать милостей от Природы. Взять их у нее…»- подхватили новые землеустроители уже в двадцатом. Взять, взять, взять…. И опять вопрос, с умом делали или с недостатком…? «Род приходит, род уходит, а Земля пребывает вовеки». Не воюй с матушкой, не делай больно,- убеждала библия. Куда там…. Болота извели, притоки иссушили, плотин наставили, силушку у реки отобрали. А была она полноводная, многорыбная, плотогонная. Кораблики до Мстинского бегали, а с верховьев лесок сплавом шел. Да не за рубеж, а Русь отстраивали, из руин поднимали. И река за многоводье «черной водой» звалась. Да теперь какая глубь? Лежбаков в камнях только ловить. За лето острова поднимаются, траву на них скотине косят. Усохла речка-речечка, скукожилась, как вся жизнь наша… Так уж получается, что какой-никакой умишко приобретаешь к концу жизни, и поступки свои начинаешь оценивать строже. А много ли проку от такого запоздалого приобретенья, если совершенные ошибки уже не исправишь…? Одно расстройство от прожитого. Приобретенный опыт вещь полезная, но ум лучше иметь с юных лет. Синяков меньше набьешь, совесть чище будет, и Природа останется храмом, а не загаженной средой обитанья. А пока…. Не чертыхайся, Петрович. Шагай дальше, вспоминай свое «былое и думы». * * * За мостом, по левую руку, домок массивный, купеческий. На века строил мужик, следок оставил…. В войну, в доме этом, комендатура размещалась. А как иначе? Городок-то – фронтовой ближайший тыл. Глядеть надо в оба…. А за домом, через проулочек, «сад отдыха» был. Днем вход свободный, а в танцевальные вечера – гони «рупь». У пацанов какие рубли? В щелочки заборные поглядывали. С интересом…. Прогуливались садовыми аллейками герои из госпиталей, армейские и партизаны. Счастливые…. Впереди окопная жизнь поджидает, а тут музыка, девушки, и нагибаться достало лишь от веток разросшихся, да для поцелуев возлюбленных. И для девчонок сбегать в сад сущий праздник. Прискачут домой со смены и скорей, скорей…. С делами управятся неотложными, впалые щечки нарумянят, платьишко натянут, которое поцелей, и чем не модели? Диету выдерживали строгую…. А вечер близится. Ой, еще за подружкой забежать надо. Успеть бы…. В городском саду играет духовой оркестр. Ведет свою кантилену баритон. Задают ритм, поддакивают альты: «ис-та-та, ис-та-та…». Мелькают легкие платьица, позвякивают боевые награды, завистливо блестят глаза прилипшей к забору пацанвы. Эх-ма…. И мы бы смогли, да пока вырастешь и война кончится…. Забор городского сада обожаем не только детворой. Останавливаются горожане поглазеть на развешенные «Окна ТАСС». Карикатуры на гитлеровцев с едкими, хлесткими текстами и смешили, и вдохновляли. Как раз до мая сорок пятого. Вот было в стране и единение и согласие…. За городским садом неизменные торговые ряды, перекрестье двух дорог. В какой стороне меценатов искать?- озаботился Петрович. - А пойду-ка по Миллионной…. Улица – девка линялая, безрассудная. С фасада штукатурена, безмерно напомажена, нарядами заманивает, витринками глазки строит. Гляди, мужик, на дешевку не купись. - Погодь, погодь, Петрович, - растерянно пожевал губами Топтыгин, не раз топтавший с друзьями-шахтерами в праздничных колоннах те самые, еще булыжные мостовые.- Откуль миллионщики-то взялись? - Откуль, откуль, - недовольно заворчал Обморок. - Отобрать, обобрать, обжулить, объегорить хитро ли дело. С миру по нитке, загребущему что…? Ты, Мишаня, годков пяток не бывал в городе? Вот, с делами управимся, устроим тебе экскурсию. Не сбивай Петровича, пусть скажет, как погулял, что повидал. Валяй дальше, Петрович…. - Иду, присматриваюсь,- продолжил Манилов.- Налево-лавки, направо-лавки…. В какую дверь толкнуться не ошибиться? Решился. «Чей товар?»- спрашиваю. - Маркиза Карабаса, маркиза Карабаса. Че надо-то? - Самую малость. Книжку издать. - Удавится…. А если умник и книжки пишешь, чего побираешься…? Да ладно, не оправдывайся. Лучше в «Олимпик» загляни, ковали там кучкуются. - Общество такое, что ли? - Ага, сообщество. Куют от счастия ключи…. Шагай прямо. Как домок-старинушка в два этажа попадется, так и дошел. Над ним еще «веселый Роджер» на ветру похлопывает. Пацаны шутканули. Может, не сняли еще. - А сам, часом, не шуткуешь? - Есть маленько. Но утешься, не все карабасы на свете. Дерзай…. - Эх, мне бы на благотворителя нарваться, на жертвователя. Пустяк и нужен-то, в казино разок не сходить,- пооткровенничал Петрович.- Кто расщедриться? Ау, где ты, друг сердечный…. Налево-супер, направо-маркет…. Чьи владенья? - Маркиза Карабаса, маркиза Карабаса. Подает по пятницам. - Так сегодня…. - Через одного. А ты четный получаешься. Чет-нечет, любит, не любит…. Не услышат, Петрович. О высоком задуматься предлагаешь, о пользе Отечеству в книжке зудишь, а граждане, в «люди» пробившиеся, пожить сегодня хотят. С размахом и сегодня. Без всяких озабоченностей…. Под себя гребут, фартовые, локоточками поигрывают, зубками пощелкивают, денежку потом добывают. А иной с грехом пополам. Или только грехом…. Не заглядывай в чужой кошель, Петрович, не этично это…. Налево-маг, направо-маг…. Кто тут в фаворе у госпожи Удачи? «Вера», «Надежда», «Юлия»…. «Любови» не хватает. К ближнему…. Примета времени. Отлюбили, измызгали…. Налево-маг, направо-маг…. Сапоги дорогу знают, прямиком к товароведам-олимпийцам вывели. «Гляди-ко, сходится,- подививился Петрович. - И домок купеческий, и этажик второй, и рок-группа подобралась сыгранная, на хапер-мажер настроенная. Все хозяева, апостолы Мамоны…. «Рассвет на Мсте-реке» репетируют. Солнышко торопят…. * * * Кивнул ближнему, мол, с краешку присяду…? Не возражает, видать за журналиста принял. Так может и слово дадут? Смычком помахивает скрипач-организатор: «Труба, у тебя пауза в двенадцать тактов, а ты уже вступил. Спешишь, аллегрик ты наш, удачу в свое окошко заманиваешь. Не играй с ценами, старикам еще пенсион не прибавили…. А достойнейший Фагот Иваныч и вовсе оконтрапупил, под сурдинку ценники переписывает. На копейку сбросит, а крику на всю Ивановскую…. Товар залежалый, или опять куда баллотироваться надумал? Джентльмены, прошу полифонию не нарушать. Модерато, господа, модерато, и ваше терпенье превратится в золото. И последнее: с предложением выступит…. Как вас там? Только коротко и по делу. Затихли, оживившиеся было хозяева, и Петрович не промешкал. - Страну Японию знаете? Не бывали еще…? Шибздишная такая, высокоразвитая. Так давеча, японцы заявили, что в новом веке чхать хотели на отсталую Россию. Ни просторы ее не нужны, ни подземные кладовые. Обойдутся…. Врут, понятно дело, но неспроста. А что покупать затевают обязательно? Не догадаетесь…. Методики развития детишек! Обнаружили, что прогресс тормозится низким уровнем развития собственного народа. От одной элиты толку мало…. Я не слишком хитро говорю? Попроще буду…. Ума прибавлять оказывается выгодно, и мудрые японцы взялись за дело. Сам Ибука-сан, основатель знаменитой фирмы «Сони», за перо взялся. «После трех уже поздно» - объявил он в своей книжке. До трех годков не научил малыша мыслить – умишко малый будет…. Нитина, академика нашего, к себе в Японию пригласили. Раз знаток в таком тонком деле, пускай консультирует…. Слушали. На карачках по циновкам ползали, графики его изучали, с законом «НУВЕРСа» знакомились. Да будешь ползать, когда надо…. Японцам надо. И далекой Америке. А недозрелые не берут в голову. Темные еще. Шоколадные зайки…. Держу перед вами рукопись книги, в которой сказано, как гуртом поумнеть…. Издадим. Посеем разумное, вечное…. Лет через двадцать соберем первый урожай. О чем толкую…? Если мы и в этом вопросе отстанем – запевай отходную. Москва-Воронеж…. Не догонишь. * * * Возроптали хозяева, с насиженных стульев поднимаются: «А на хрена нам догонять? Они сами по себе, и мы не лохи. А двадцать ждать годков немыслимо долго». - Вовсе не долго. «Папаху шить, не шубу шить,- убеждал хозяйчиков Петрович. - Не шуточное дело». Это работа на перспективу. - Ну, да…. Шах помрет, или осел скопытится. Где гарантия, что наши ишаки обучаемы будут?- поосторожничал расчетливый хозяин. - О родителях не осведомлен, но детишки не подведут…. Вы храмы да часовни возводите? Тоже на перспективу загадываете, перед Господом чиститесь. А перед людьми…? Так поучаствуйте в святом деле развития человека. Зачтется. - Не пойму, внатуре, выгода какая?- засомневался предусмотрительный. - Без навара, нет базара. - Погодь, Петрович,- опять вмешался Топтыгин.- «Услыхали мухи медовы духи, меду полизали, да сами пропали. Увязли по ноги, все плачут убоги». - Так я им прямо и сказал: не жадничайте!- успокоил Михал Иваныча Манилов.- Конечно, говорю, вы не японцы, но в стране дефицит умников и умниц. Потрудитесь, чтоб их больше стало…. А может, кто не в ладу с Отечеством своим? На кого работаете, джентльмены? Ух, как прихватил негоциантов упертых, да толку…. Ничего не боятся удалые-стрелянные. - В столицу чего не едешь, раз книжка крутая?- подметил хозяин осторожный. - Съездить не худо, да туда-обратно и великий пост масленкой покажется. - Сбросимся по рваненькому, господа, в пользу литератора,- закрыл тему хозяин весельчак.- Может, за двадцать годков и до самураев доберется.
Внимательно слушавший Петровича Обморок не сдержался, съехидничал: «Сапоги подвели, не в то болото завели». - Они, они во всем виноваты,- усмехнулся и Петрович.- А я-то размечтался, картинки рисовал одна другой краше…. Вот Маринка в колясочке свое дите катит. И Аннушка с дитем, и другие женщины…. Счастливые мамы и не подозревают, что у них не просто красивые детки, а чудо как хороши, талантища силы необычайной. Такими они могут стать…. А какими их вырастят? Расшевелят ли дремлющие мозги? Хотел помочь, каждой по книжке подарить, да шлагбаум не поднимают «хозяева жизни». И смех, и грех с этими сиюминутными, близорукими прагматиками, щипачами-аллегриками…. И оторопь берет. - Захворал, должно,- убедительно забасил Михал Иваныч. - Сразу было видать, не в себе явился. Молчком помалкивашь…. Чайку с малинкой хошь? Пока отдыхал на голубятне, я на вырубах побрал, проверил. Женщин побаловать схотел. Да и тебе хватит…. - Спасибо, Михал Иваныч, не беспокойся. Я в порядке. - А говоришь-оторопь…. Просто так трясти не станет. Гляди, а то я мигом соображу. Аннушка, ты сиди, девушка, я сам…. Михал Иваныч поднялся с крылечка, шевельнул скитовцев, сгрудившихся послушать Петровича. В тесноте да не в обиде. - А ты журчи, рассказывай дале…. Горечь лучше сплюнуть. - Не надо чая, - повторил Петрович. - А оторопь от растерянности. Подумал, а ну как большинство властителей у нас такие? Ведь единственный выход, вырастить умное поколение, детьми всерьез заняться. Душу благодарную вдохнуть…. А хитрецов в избытке. Кто богат, тот и хват. - Не гляди, что дубоват,- охотно срифмовал Обморок.- И для чего ты в город мотался, раз сам все знашь-понимашь? Уж сколько дома, а все колотишься, волну гонишь. Оторопь его взяла…. Ну, чему удивляться? Хозяева своих-то работников в постном теле держат, а ты захотел, чтобы тебе за просто так «отстегнули». Явился с умниками, обрадовал…. А куда они своих обкуренных да обколотых оболтусов денут, которые помереть не успели? Кто ж захочет в дураках оказаться…? Пускай уж дурнями будут все. Общественно думаешь, Петрович, полезная получилась книжка, но хунвейбины с Миллионной, что отвергли ее, не лучшая часть общества. Помнишь, как нас учили: «Раньше думай о Родине, а потом о себе…» Помнишь? И неплохо получалось. Созидали, а не разваливали. А они чему выучились? Как Чичиков еще в школе первый капиталец наживал…? Вот и выросли Акакии…. Сказать противно. - А сколь пупков на собранье было, Петрович? - попытался уточнить вернувшийся из замка Топтыгин. В его ладонях корзиночка с ягодой выглядела подарочной. - Аннушка, Маринка, побалуйтесь впервой. А завтрева с утречка все и пойдем, наберем поболе…. И это ведь как быват, а? Чтоб сразу всех жаба придушила…. Видать из одного пруда головастики. Но ты, Виктор Сергеич, зряшно о людях не толкуй. Вишь, всего десяток неразумных было. А други? Кто-то, можа, и по-японистей раздумыват. А у кого средствов нет, а помочь бы рад. Думаю, есть еще граждане…. - Я ведь, Иваныч, хотел и к местным олигархам обратиться да, признаться, разочарования побоялся,- сокрушенно признал Петрович. - Вдруг на таких же попаду? Да и Аннушка против. - Что Аннушка не пускат – умница. Не дело нам, незнамо перед кем шапку ломать. Мы тут с Сергеичем потолковали. Видали, что ты черней тучи явился…. Потолковали, посидели. И Гусь с нами. Сергеич бутылочку достал…. И надумали, что на книжку сами заработам. А энтих пиндориных деток отправь куда подале…. - Чьи детки, Михал Иваныч, повтори?- засучила ножками улыбчивая нынче Маринка.- Не слышала такого сравнения. - Поживешь, еще чего узнашь,- проворчал Топтыгин.- С кем поведесси…. - Ну, повтори, Михал Иваныч, - канючила, привыкшая добиваться своего, настырная Маринка.- Пожалуйста…. А то в баньку больше не приду. Я вредная такая…. Костлявый кулак тут же впечатался в бочину Топтыгина. Витяшины глазки не выскочили из орбит, но завертелись по часовой, потом в обратную сторону. - Банька-то завтра, неслух упрямый,- напомнил он Топтыгину в ухо.- Открой рот, кому говорят! Париж стоит мессы. Маринка заулыбалась, расслышав про Париж, откровенно прижалась к Мохову. В погонах, но ведь женщина всеж, приятно такое услышать. - Об чем задумался, Михал Иваныч?- уже в голос заверещал Витяша. - Слазь с свово куста, ленивец мериканской. Да поживей, женщина просит. - Утихни, - отмахнулся Топтыгин. - Опять поддразнивашь? - Да не дразнюсь я, Иваныч,- заюлил Обморок.- Говорок твой по душе, и сам уж привык…. А ты речугу все-таки толкни, не отказывай даме,- гнул свое Витяша, в надежде пробить толстокожего. Маринкина угроза не появляться в баньке смягчила, уставшего от многословья, Михал Иваныча. Он покорно вздохнул: «Тогда слухай…. В ту пору, что вспоминам, богов на небе что звезд было, а Пиндора, девка справна, перва средь них соблазнительница. Хорошо веселить умела, волнительно, и ее любили вершители. Устал тольки главный бог с женкой скандалить из-за той девицы. Подумал распрощаться. А как все тихо сделать, чтоб культурно вышло и себя не уронить? Дождался случай: людей земных споймали на горячем. Не отопресси. Чего сперли, не скажу, не видал. - Да железо с кузни,- подсуетился Обморок.- На пиво не хватало. - Може и с кузни…. Не упустил Главный такой случай, и отослал Пиндору к землянам, с заданьем тайным. Да не просто, а с подарками отправил, со всеми грехами и соблазнами. Почистил гору свою. Ага, сам терпел и другим того жа…. А Пиндора-то, доверчива бескорыстница, радовалась, что в сундучке жемчуга да ожерелья наложены, от друга любезного привет прощальный. Открыват, эт-та, сундучек, а окромя болячек разных ничего в ем нет. Озорник он, оказыватца, был, неблагодарный…. Пиндору вскорести обратно вершители затребовали. У них там бабцы из-за яблока передрались, и про соблазнительницу напрочь забыли. Мужам-то и как раз. Забрали искусницу в свой приют беспечальный…. А пиндорины детки на земле остались. Ожеребились во множестве, расползлись по свету тянитолкаи, в две пасти хавают. - «Плуты, хапуги, сутенеры, гадалки, шарлатаны, воры,- все шли на хитрость и обман, дабы набить себе карман» - поддал жару Обморок. - Во-во, пращурами подмечено…. Где они являются, людишки мором мрут, тощей егов становятся. А пиндорины и довольны чужим горбом свой мамон нарашшивать…. - Значит мы все Пандорины потомки,- вздохнула Анна.- Нехорошо-то как…. Оно и видно, жизнь не по-людски устроена. - Да не-е, Аннушка…. Всех им не подмять. Обчество давно раздраилось, можа и пополам даже. Одни хотят хорошо жить. Любым путем. И други тожа хорошо хотят, но трудами своими. Вот кажиной на сторону свою и тянет…. Те кричат: «Все люди братовья!». Други орут: «Тамбовский волк тебе в приятелях!». Те и други упираются. То бессовесны одолеют, то благородны. Уж не раз было. - Кто виноват понятно, Миша. А вот что делать? - Упираться, Аннушка. Сохранять свои бастионы. По чести жить. Совестливо…. Так умной мужик уговариват. Сольземлицын прозыватца. Мне Виктор Сергеич сказывал…. И ничего тогда пиндоринам с нами не поделать. Житуха вроде как ихняя, а думам-то мы иначе. И снова все повернется. Жить человеки станут, как думат…. А вот еще как простаков помене будет, тогда и вовсе победим. Этого пиндорины и трусятся, и книжку Петровича не допускат. Потому как умной народ для них погибель…. Вот така сказка, на ночь, братья и сестры, - теперь уж окончательно замолчал Топтыгин. - Аплодисменты!- восхищенно завопил Обморок и захлопал в ладоши.- Ай да Мишаня, ай да сукин сын! Какой сказитель в глуши пропадает. Джамбул девкинский…. - Спасибо, Михал Иваныч, - не осталась в долгу и Маринка, и чмокнула Топтыгина куда-то в бороду.- В другой раз обязательно с диктофоном приеду. - А ты чего загоношилась, рыженька? - обеспокоился Витяша, предвидя распад их душевной компании.- Щас наш акын дутар в руки возьмет и еще чего исполнит…. Маринка и не спешила бы, задержалась на этом старом крылечке в таком теплом и близком ей дружеском кругу. Все-таки, когда люди братья, несравнимо лучше оскаленных волчьих морд. Но…. - Завтра продолжим, если Михал Иваныч не откажет. Поздно уже, а мне еще Витора в наряд отправлять. - Оно конешно…. Раз стемнилось, само время. Сопроводи паренька поласковей,- куснул на дорожку Обморок. - Ой, да ладно тебе, Витяша…. Мы побежали. До свиданья всем. - В баньку завтра гляди, не опоздай, а то все глазыньки выплакам, - шумнул вслед Обморок и повернулся к Петровичу: озорников полетел караулить Гусь…. Упорный. Третью ночь Маринку не обнимат, не трепат, а спрашиватца для чего? Ну, словит стрелка, а того не понимат, что главный-то бандюга целехонький останется. Где тут справедливость…. А ты, Петрович, че помалкивашь, не спросишь, откуда мы деньгу на книжку возьмем? Свербит ведь мыслишка, так спроси…. Нигде не свербило у Петровича. Пора стать реалистом. Ведь ясно, что книжку ему не издать. Нет работы - нет средств. Аксиома. А какая в округе работа? Витяша и Михал Иваныч подбадривают, но и сами в таком же положенье. - И чего молчим? - опять прицепился Обморок.- Все о себе страдашь, о нас не думашь…? А нам ведь тоже хотца тебя порадовать и самим возликовать, исполнить аллилуйя… Книжку-то как назвал? - Не надумал еще. Хочется, чтоб название точнее суть выразило. - Так че сиднем сидишь? Не для всякого дурня эта книжка. Назови: «Книга для избранных». Да напиши: «Друзьям-товарищам, всегда рядком пребыващим, посвящатца». Мы тоже разбирам, что и незрим человек, а все среди живых, пока по нем свечи палят…. Твоя книжка памятна, Петрович, долго в ней нужда будет. Значит, поживем еще вместях,- снова подбодрил Обморок.- На книжных страницах. - Витяша!- недовольно рыкнул очнувшийся Топтыгин.- А клялся что могила…! Чего ране раннего секреты раскрывашь? – Потом еще подумал, шевельнул губами.- А знатно бы завсегда вместях…. Как тако возможно?
|