«Ну вот, а тут у меня спортзал. Для сына делал. В нём наш чемпион начинал спортивную карьеру, с моей лёгкой руки…»
Трофим Степанович включил верхний свет и тут же волной накатила музыка – что то мощное, классическое, воодушевляющее. Затем зазвучала старинная казачья песня, её негромко пел мужской хор, слов было не разобрать.
«А что? - продолжал он, -
Иногда судьба нарочно крутит по рытвинам, да ухабам, тропами глухими водит, что б сам человек, без всяких «костылей», своим умом дошёл до цели. Понял бы, где искать приложение, дело своё, которое не только прокормит, но и радость даст. А на белом свете жить, брат, век свой без радости – это как в сыром подвале без тепла и света просидеть. А вот старанием то, натырностью человек и должен добыть секрет, для какого подвига он на белый свет явлен, для чего земная жизнь его предназначена… Другому уж под старые годы только и откроется сундучок со счастьем… Часто бывает так.
У нас тут один на пенсию вышел, городской бывший, стал настоящие картины рисовать, учился даже у настоящего художника. А теперь даже иногда их продаёт, я слышал.
А до этого всю жизнь на колёсах провёл, шофёром, вот и как тут рассудить – значит, не с той ноги путь свой начал. Зато теперь улыбается, будто очки с глаз снял, ходит по полям, да радуется, будто вчера только жить начал.
Да, а вот с Васей моим наоборот вышло – сидел себе у компьютера, посапывал, как и все теперешние мальчата. Зря, конечно, я ему так рано этот компьютер купил, ну да ладно, я не о том хотел рассказать. Сидел он за ним, играл в пугалки, или стрелялки, чёрт их разберёт. Пока не проявилась в нём, та самая радость душевная, перелом, подъём всех скрытых сил, какие есть в человеческом организме, скорей, натуре, которые и проявиться могут лишь от чего то несбыточного, невиданного, чего и в мыслях прежде человек допустить не смел, боялся. А вот когда поверил в себя, да после того, как пришлось ему на кулачках померяться с авторитетным и будто бы даже непобедимым соперником, да сокрушить его в равном бою, уложить на лопатки, вот тут и родился в нём тот великий воинский дух, как у предков наших, которые вдесятером сотню побеждали. Предки то у нас с тобой одни, хоть и родились мы с тобой далеконько друг от дружки…»,
щуря в улыбке умные серые глаза, и показывая крепкий кулак, закончил свою мысль Трофим Степанович.
«Да ты, Степаныч, не только образцовый фермер, но и философ! –
- так же тепло и понимающе улыбаясь, проговорил гость, случайный, в общем то человек, шапочный знакомый, по чьей то рекомендации заехавший узнать насчёт покупки полуторамесячных поросят от элитной свиноматки – рекордсменки.
«А что, Степаныч, ты вроде украинской нации, или молдаванин, говорили. Вы ж за отделение от нас, русских, хотя и братьями нашими испокон веку были. Мусульмане, кавказцы – те другое дело, чужие, а вы, хохлы, да белорусы – свои».
«Да, не –е, - улыбнулся широко Трофим Степанович, отчего его пышные седые усы поднялись, и показались зубы, крепкие, хотя и не безупречные. Как ни говори – возраст.
- Я, братец, не хохол, тут люди ошиблись. И не молдованин, упаси бог! Те ж больше смуглые, волосы тёмные, кудрявые. Ты ж на меня погляди – я ж, как и ты – чистый русак. Что по волосам, что по глазам. Язык у нас только другий, жили ж много веков врозь. Наш язык с сербским похож. Мы – русины, те ж русские. А вера у нас одна, православная.
У вас только недавно к церкви народ повернули, гляжу. Вот и поселковую восстановили, освятить на днях хотят. Слышно, откроют до Троицы ещё. А наш народ, русины, никогда Бога не забывали, меня дитём ещё бабушка к службе водила, потом уж и сам братьев младших с собой брал. У нас все праздники православные соблюдают, не работают в святой день, только по необходимости, как вот у меня сегодня. Попов почитают, хоть они, бывает, и лишковато возьмут. Но, зато и служат, скажу тебе, не пропустят ни единого слова из Апостолов или Евангелия, стараются как надо. Если ты, к примеру, идёшь по дороге, а поп на машине едет, обязательно остановится и подвезёт. Нас, русинов, не так много в Прикарпатье, Хуст городок и сёла вокруг, а больше в Сербии живёт, даже, слыхал, и в Австралии наши есть».
Гость о русинах понятия не имел. А вот, оказалось, что ещё там и другие народности малые живут – гуцулы, лемки какие то. Ну, положим, гуцульский танец когда то по телевизору видел, давно. А что за разница – хохол или русин, не разберёшь их.
«Мы с хохлами не очень то дружим, они нас малым народом не признают, хотят, что б мы украинцами себя записывали. Сейчас сильно идёт распыление среди наших. А по мне – так я лучше в русаки себя зачислю, чем в хохлы».
Гость слышал историю о сыне простого фермера, за короткий срок – всего за пять лет, ставшего чемпионом по боксу сначала в области, потом в межрегиональном турнире, а потом, выступившем за Россию и взявшем, как будто, даже серебряную медаль на последнем чемпионате в Греции среди боксёров среднего веса.
Трофим Степанович, явно гордясь сыном:
«Вот смотри, тут уже у меня собраны призы его, вот газеты, где о нём писали…» -
Показывал награды, стоящие тут же, в резной витрине, крытой светлым лаком, выполненной по заказу искусным краснодеревщиком. Несколько кубков, наградные грамоты, медали бронзовые и одна серебряная за чемпионство в своей весовой категории в Греции на чемпионате Европы.
Гость не спешил и, Степаныч, радуясь внимательному слушателю, повёл того наверх, решив показать весь свой добротный двухэтажный дом, выстроенный по большей части им же самим, по пути объясняя, как он здесь всё умно оборудовал, где какие материалы покупал, доставал, обменивал, вспоминая при этом цены десятилетней давности и одновременно продолжая рассказывать о сыне, так скоро достигшем известности среди знатоков и любителей бокса.
«Вот тут гостиная, видишь, всё есть – как в городе, не отличишь – телевизор, последняя модель, уголок – заказывал, из Москвы друзья привезли, присядь, кресло как у стоматолога, сразу расслабляешься… Нет, я тут не сажусь, это так, для дорогих гостей, да дочки когда приедут, а мне некогда. Ну, так что я, на чём остановился… Вася мой после той драчки с пацанёнком – чеченцем, сразу героем себя почувствовал, решил, что раз сумел его уложить, так и других сможет. Попросил меня устроить его в спортивный интернат, в городе. У меня к тому времени петербургские знакомые появились, у них тут дачи кругом понастроены, там, дальше, за Белым озером. За мясом ко мне часто заезжают, молоко, сливки. Всё ж натуральное, экология у нас в районе соблюдается. Я им хозяйство своё показываю всегда, видят же, что всё чисто, как у немца, аккуратно, скотина у меня весёлая, сытая, здоровая, как и сам я, - они ж ценят это! Бывает, что разом всего поросёнка забирают, не торгуясь, так и мне удобно, я по килограммам то и отвык уж торговать, только время водить».
«А тут наши с женой спальные отделения, - указывая рукой на две соседние двери, но не открывая их , продолжал экскурсию по дому, Трофим Степанович.
Спим врозь, у нас режимы с ней не совпадают. Она ж у меня теперь человек государственный, мало того, что в районной администрации работает, а и в областную Думу недавно выдвинули. А была ж простая учительница сначала, историю ребятишкам пересказывала. Потом в посёлковый Совет выбрали председателем, а дальше уже и в районную администрацию позвали. Машинку видел, «Пежо» во дворе стоит, пришлось для неё купить. Выучилась, так сама теперь на работу ездит, а раньше на электричку я каждое утро её подвозил. В первые года нашей с ней жизни на мотоцикле, после УАЗ купил подержанный, чуть живой, восстановил, продал, потом уж, приподнялся когда, как говорится, купил себе русский джип».
Гость слушал с интересом, иногда понимающе качая головой, иногда удивлённо поднимая брови и восклицая: «Ну надо же!», иногда задавая наводящие вопросы по обзаведению, и хозяин не спешил его отпускать, повёл показывать свою свиноферму, продолжая рассказывать:
«Я ведь в ваш край первый раз прибыл лет тридцать тому назад, не по своей тогда воле. Служил здесь неподалёку в войсковой части, попал в ракетчики. На втором году службы пришли мы раз с товарищами на танцы в клуб, в вашем посёлке был в те годы свой вокально – инструментальный ансамбль, увидел на танцах, каникулы были январские, Ольгу, супругу свою теперешнюю. Верней сказать, одну и единственную. Народу тогда ходило в ваш клуб, не протиснуться! А она на втором курсе училась, приезжала домой. Ты сам то местный, или как я – по любви, или каким другим причинам, осевший?»
«Я коренной, здешний, как дед мой говаривал. Мне вот интересно знать другое. Как вы, приезжие, так в чужом месте устраиваетесь, что живёте лучше нас? Справно, основательно, всё у вас по толку. Бродяг ведь среди переселенцев нет, по моим наблюдениям? Слово какое заветное знаете, что удача к вам летит, а нас мимо обносит, или другое что? Ты только, Трофим Степаныч, не обижайся, ради Бога, мне, правда, знать охота. Тоже вроде и мы работаем, дурака не валяем, а прибыля на выходе с гулькин нос», -
Николай, так звали гостя, наконец, высказал своё давнее затаённое недоумение.
Действительно, как так получается – что вот и дом большой выстроен, и сын чемпион, ферма, хоть сам живи, чистая и большая, свинья – рекордсменка, и жена – почти депутат. Да ещё говорят, что красива до сих пор, мужики провожать норовят. Видать, счастья иным людям бог полными навильниками наворачивает, целую скирду. А другим и клочка не достаётся, как не открывай рот.
- «Да как мы устраиваемся? Работаем от зари до зари, вот и весь секрет. Да, к слову сказать, никакой загадки в нашем, фермерском деле нет. Доглядываем всюду своим глазом, хоть минуту – другую, а всё ж хозяйское то око, оно везде к месту. Да я и спать не лягу, откуда б ни приехал и как бы ни устал. А уж пока весь двор и службы не обойду, не увижу, что все довольны, и скот сыт, и работники трезвые, тогда и я отдыхаю, раз кругом порядок. Ну и сам я всё делать могу, в случае и трактор, и какой другой агрегат отремонтирую, никого не надо нанимать, деньги все целые. На технике тоже сам работаю, не доверяю никому. А сломают – с них какой спрос? Голые же на работу наниматься приходят. Что ещё? – Поднимаюсь рано, зимой в пять утра, летом и того раньше – привычка.
Работников постоянных у меня двое, женщина за коровами смотрит, а второй - парень из местных, бывший детдомовец. Его отпихивали все, мол с глупиной, на работу не брали, разут, раздет ходил, а я приметил. Взял к себе, показал что да как… Вот он потихоньку, полегоньку, у меня на подхвате, учу его тому – другому, что б среди людей не пропал. Да, ты не смейся.
Среди людей то пропасть сейчас – проще простого. Он ничего ж не умел, вплоть до того, что как кашу себе сварить не понимал, китайской лапшой питался всухомятку. Тут ведь народ какой? Заплачу ему, Володьке, тут же и набегут гулящие всякие, бездельников шатается много, сам же видал. Знают бродяги, что его уговаривать не надо. Он, простая душа и рад, что у него друзья - товарищи есть, забулдыги да пропойцы. За его ж деньги накачают дурака до соплей, сами накочегарятся на сиротские, да бывает, что в тот же вечер и обчистят . А он потом корма свиные сожрать готов. Так я таких гоню, а ему сберкнижку завёл именную. Поможет Господь, а я ему какую нибудь немудрящую невесту, главное трезвую, присмотрю и женю. Какой никакой, а и Володька сгодится, и ему счастья малый узелок, да достанется.
Вот, к примеру, как я его учу. Свинка загуляла у меня, есть перестала. Я прихожу, Володьке показываю, не ругаю, а говорю, как своего бы сына обучал:
«Не сыпь ей, Вова, корма, по обычной норме. У ней нету в такую пору аппетита, она их затопчет в навоз, а у меня бесполезный расход кормов получится. Дай сперва чуток – съела, тогда и прибавь. Зачем добро напрасно переводить?»
У меня знакомый в Питере живёт, работает на большом пищекомбинате, у них брак или неликвид в мешки собирают. Так он как едет к нам на отдых, порыбачить, пару мешочков и захватывает. Вот загулявшую свинку я тогда печеньем и угощаю. Но много тоже нельзя дать, не то вовсе корма есть перестанет, избалуется».
В отдельном загоне лежала на боку рекордсменка – свиноматка Краля. Поросята её содержались рядом, но за отдельной небольшой дверцей, дабы сильно не докучали, поскольку ей, как многодетной матери, хоть изредка требуется покой и уединение.
«Всего было двенадцать поросяток, половину уже продал, вот из оставшихся – на выбор любой, они все привитые, ветврач у меня регулярно бывает. Видишь, как на подбор – резвые, хвостики штопором, пятачки чистые, растут как на дрожжах».
Николай выбрал на глаз пару поросят, они все были похожи друг на друга, как две капли воды. Но его будущие питомцы отличались от оставшихся редкими пятнышками на боках. Это, пояснил хозяин, в каждом помёте у неё бывают такие поросятки, должно, какая то из Кралиных бабушек имела пятнистость.
Проводив гостя за ворота, Трофим Степанович, расчувствовавшийся от собственных воспоминаний и рассказанных историй, присел на лавочку во дворе, с наружной стороны беседки, увитой с одной стороны плетистой розой, только ещё готовящейся к цветению, а с другой – белым благоухающим жасмином. Это дочки три года назад, как только построил беседку, сами купили в городе, привезли и, приготовив почву, посадили в начале мая молоденькие, но крепенькие ростки. Пунцовые розы – Аурика, а жасмин – Мария. Хотя должно бы наоборот – старшая дочь тёмненькая, неспешная, глаза, как черешня спелая, чувствуется восточная кровь в ней. Сама на цветущую розу похожа, недотрога. А младшая – порывистая, быстрая, смешливая, на одной ножке маленькая припрыгивать любила. И теперь, как приедет – всё переворошит, переставит, хватается за всё, на что взгляд упадёт, не спрашивает разрешения. Знает, что бранить никто не станет.
Машу, когда ей было два года, Трофим удочерил. Гостю он не стал рассказывать всех подробностей, чужому человеку незачем обо всём знать. Да и в посёлке мало уже кто помнил о том, что когда то Ольга выходила замуж за другого.
|
