Главная | Регистрация| Выход| Вход| RSS
Приветствую Вас Гость
 

Форма входа

ЖАНРЫ

Рассказ, миниатюра [236]
Сказка, притча [38]
Повесть, роман [48]
Юмор [22]
Фантастика, фэнтези [18]
Литература для детей [5]
Небылицы [2]
Афоризмы, высказывания [8]
Публицистика, очерки [29]
Литературоведение, критика [12]
Творчество юных [0]

Последние отзывы

Юрий, ваша мысль для меня весьма неожиданна. Никог

Во, графоман, молодец!!!

И правильно ослик делает) Маму с папой обижать нел

Здорово! Кратко и понятно!

С уважение

Лёгкие, детские стихи. Детям обязательно понравитс

Понравилось стихотворение со смыслом.


Ритм стиха уловил) Хороший стих!

С ув

Да, вы совершенно правы. А я не считаю что графома

В принципе согласен с вашим - умозаключением.

Изобретательный рассказ))) Рад видеть тут своих со

Поиск

Друзья сайта

ГРАФИКА НЕВСКИЙ АЛЬМАНАХ - журнал писателей России САЙТ МАРИНЫ ВОЛКОВОЙ

ПРОЗА

Главная » Произведения » Повесть, роман

Екатерина Кольцова-Царёва "Там, где рыдает Несси..." (глава из романа)
Дверь открыла рослая, дородная, не лишённая стройности и шарма женщина. Если Свешникову за сорок, то ей должно быть за шестьдесят. Но Елена Михайловна не была похожа на старушку. Передо мною стоял бравый гренадёр. Кругловатое почти без морщин розовое лицо, большие, не утратившие блеска молодости глаза с пушистыми чёрными ресницами, короткая стрижка на всё ещё густых с лёгкой ровной проседью волосах привели меня в замешательство. Одета она была в зеленый с красными вставками современный спортивный костюм. На ногах красовались войлочные без задников тапки, наверное, сорок второго-сорок третьего размера. Подумав, что провожатая ошиблась, я уже хотела ретироваться. Видя мой немного запоздалый порыв к бегству, гренадёрша не очень-то вежливо дёрнула меня за руку и прогудела на удивление весёлым густым сипловатым голосом:
- Куда? От меня ещё так просто никто не уходил. Если пришли, значит что-то нужно.
- Извините, но я, по-моему, ошиблась дверью, - робко промямлила я.
- Никитишна живёт здесь с рождения. Это она вас привела. Я слышала её голос. А она мою квартиру знает очень хорошо. Да и как можно даже постороннему в наших трёх соснах заблудиться? Ведь нас в этом доме раз-два - и обчёлся. Так ведь?
- Так, - прошептала я.
- А коли так, то проходите. Сейчас чай с пирогами пить будем. Любите пироги с капустой?
- Люблю.
- Я их тоже уважаю. Ем без меры. Вот и вымахала под два метра. И в толщину - не Гурченко. Видите, какая сдобная в обхвате. Пироги-то сама пеку. Не покупаю. Покупные – одна пародия на настоящие.
Извинившись, она предложила мне осваиваться на новом месте, а сама величественно удалилась на кухню.
В квартире действительно вкусно пахло выпечкой. Унюхав божественные фимиамы, какие-то неведомые чертенята в моём желудке от нетерпения начали выплясывать замысловатый танец. От их лихого разгула слегка закружилась голова. «Господи, Каролина, а ведь ты перекусила недавно," - ужаснулась я своей прожорливости.
Натянув на уставшие ноги пушистенькие тапочки для гостей, я ощутила истинную благодать. Ступни, уставшие от педалей автомобиля, тут же запели в честь доброй женщины хвалебные гимны.
Заглянув на кухню и испросив разрешения Елены Михайловны помыть руки, я робко прошла в ванную. Подняв глаза кверху, увидела прямо над эмалированной ёмкостью для омовения тела действительно устрашающих размеров зияющую дыру. Сиротливо прижимаясь к двери, с опаской сполоснула руки, вытерла их каким-то очень ароматным и необыкновенно мягким полотенцем и затем прошла в маленькую, но чистенькую и уютную залу, залитую солнечным светом. Свет струился сквозь белоснежные тюлевые занавески с незамысловатым симпатичным рисунком. За занавесками на окнах стояли и висели цветы. Я обратила внимание, что среди них было очень много гераней. Эти цветы я и сама обожаю. И недоумеваю, почему герань многие презрительно называют «бабусячьим» цветком. У герани очень много преимуществ. По красоте она не уступает розам, камелиям, гортензиям. Цветки у неё разных форм и оттенков. При хорошем уходе она цветёт почти круглый год. Прекрасно отпугивает моль. Ещё она помогает от головной боли. Помимо всего прочего герань является индикатором состояния нервной системы. Не переваривают запах герани только те, у кого неустойчивая психика. А таких у нас большинство. И это не их вина. Я давно уже пришла к выводу, что российского человека нужно сразу начинать лечить с нервной системы. Слишком много обрушилось за последнее время на него (да, впрочем, не только за последнее) разного рода экспериментов: коллективизаций, приватизаций, деноминаций, монетизаций… И сколько впереди будет этих «-заций» и «-наций», никому не известно.
Размышляя таким образом, продолжала рассматривать комнату. Около окна, на громоздкой коричневой тумбе цветной телевизор «Витязь» вещал какое-то ток-шоу. Справа прочно обосновалась стенка «Вече». Я обратила внимание, что книжный шкаф в стенке, как впрочем, и посудный, был до отказа забит произведениями классиков 19 века. Тут красовались Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Некрасов, Достоевский, Толстой… Слева стояли два раздвижных кресла и журнальный столик. У одного из кресел горделиво возвышался торшер с бордово-красным бархатным абажуром. На столике лежали очки и февральский номер журнала «Путешествие по свету», раскрытый на середине.
«Лох-Несс … без Несси», - прочитала я надпись на синевато-сизом фоне озёрных волн, начертанную белыми крупными буквами. «Всё понятно: старушка увлекается путешествиями. Неужели я наконец-то отыскала родственную душу?».
Это было первое приятное откровение, что впорхнуло быстрой птахой в мой обрадованный мозг. Присмотревшись внимательно, обнаружила на нижней бездверной полке книжного шкафа ещё несколько журналов с таким же названием. «Наверное, подписка», - решила я.
Слева от дверного проёма, около стены, разделяющей комнату и прихожую, уютно устроился раздвигающийся вперёд диван, застеленный толстым клетчатым пледом …
Да, я забыла упомянуть главную достопримечательность этой квартиры – громадных размеров сизого, вернее, дымчатого, пушистого котяру, вальяжно развалившегося на диване и почти не отреагировавшего на появление в доме чужого человека. Когда я вошла в комнату, этот чёрт даже не соизволил приоткрыть глаза. И только рот его скривился, как у чеширского кота, в презрительной усмешке. Мне стало жутковато. Я вздрогнула, но ничего не сказала хозяйке по поводу странного поведения Пушистика.
Стараясь забыть ехидную улыбку наглеца, я стала дальше обозревать уютное пристанище Свешниковых.
На полу примостился старый, но чистый и добротный ковёр красно-зелёно-коричневых оттенков. На стенах висело несколько небольших подлинных картин современных художников.
Одна из них привлекла моё пристальное внимание. Почти такую же видела у Натальи на веранде. На обеих какое-то озеро величественно раскинуло свои воды, розовато подрумяненные последними лучами заходящего солнца. Только на Натальиной картине озёрная вода была гладкая, как стекло, а здесь по поверхности привольно гуляли шустрые барашковые волны. За озером были изображены невысокие холмы, или горы, покрытые лесом. Чем-то завораживающим веяло от этих вод. Какая-то тайна лежала на дне в их глубинах.
Я, словно загипнотизированная, смотрела на полотно. И вдруг… В какой-то момент мне почудилось, что беззаботные барашки-буруны слегка всколыхнулись и у поверхности показалось тёмное пятно. Раздался негромкий всплеск (я его явственно услышала!) - и над водой появилась маленькая уродливая головка на длинной шее. Я вскрикнула, вспомнив недавний сон на веранде у Натальи, и от ужаса захлопнула глаза. Когда их открыла, то обнаружила, что на картине нет никакого чудовища. Только кот на диване, лениво потягиваясь и зевая, одним глазом насмешливо поглядывает на меня. Вне себя от изумления вплотную подошла к полотну и увидела на его шероховатой поверхности маленькие, словно слёзы, капельки прозрачной жидкости. Не осознавая, что делаю, слизнула одну из них. На вкус она оказалась солёной. Как куль с песком, я плюхнулась в кресло и дрожащей рукой стала бессознательно листать журнал.
Из кухни величественно выплыла хозяйка. Царственным жестом она пригласила меня на пиршество.
Крохотная кухонька тоже была чистенькая и опрятная и казалась немного маловатой для габаритной дамы. Но Елена Михайловна, словно ледокол во льдах, ловко лавировала между табуретками.
Небольшой столик у окошка уже гостеприимно украшал голубенький в красный цветочек чайный сервиз. В чашках ароматно дымился красновато-коричневый чай. На розоватом фарфоровом блюде, источая капельки прозрачного масла, дымился аппетитным паром порезанный на ломти капустный пирог. Рядом в тарелочках и вазочках лежали крендельки, конфетки, булочки. Посреди стола красовался старинный, весь в медалях, тульский самовар.
- Умру, Антошке по наследству перейдёт, - заметив мой интерес к необычной посудине, проворковала Елена Михайловна. - Когда переехали сюда, нашли его на антресолях над входными дверьми. Отчистили с Антошенькой. Да и приспособили в дело. Ведь не мы должны вещам-то прислуживать, а вещи должна служить нам. Не так ли?
Я кивнула.
- Антоша – сын мой, - продолжала словоохотливая хозяйка. - Профессором работает в Озёрском университете. Замечательный у меня ребёнок. Вот только жениться никак не хочет. Говорит, мол, рано ещё. А какое там рано. На пятый десяток перевалило!.. Ой, заговорилась я. - Она совершенно по-детски всплеснула руками: - А мы ведь даже ещё не знакомы. Меня зовут Елена Михайловна Свешникова. А вас?
- Неугомонова Каролина Витальевна, - представилась я подлинным именем, подозревая, что меня тут никто не знает. Но потом спохватилась, вспомнив, что профессор Свешников брал у Натальи молоко, и Наталья там, в Озёрске, могла ему проболтаться обо мне. Но было уже поздно. За осколок ума зацепилась пословица: «Слово – не воробей: вылетит – не поймаешь». Досадуя на себя, я неуверенно пропищала: «Простите, а где вы работали до пенсии»?
- В городской библиотеке, - словно не замечая моего волнения, ответила Свешникова. - А вы, мне кажется, не из администрации города. Там я всех чиновников знаю. Нужда заставила побегать по кабинетам. Да что толку-то. Ванную, надеюсь, видели?
Я утвердительно кивнула.
- Ой, что же вы так плохо кушаете? – спохватилась хозяйка. - У нас так не принято. В нашем роду все крупные были: и бабушка, и мама. Царство им небесное. – Елена Михайловна, вздохнув, перекрестилась. – Антошка тоже не из хилых. Мастер спорта по тяжёлой атлетике. Здесь-то он всё занимался под руководством нашего знаменитого тяжелоатлета Новосёлова Георгия Ивановича. Так вот этот Новосёлов первенство России неоднократно выигрывал. Жаль, вы с Антошей не знакомы.
- Почему? Я раньше очень хорошо знала Вашего сына. Мы вместе учились в Таранском сельскохозяйственном техникуме, - соврала я.
- А я вот уже стала подзабывать Антошиных друзей. Но вас я узнала, - немножко слукавила Елена Михайловна.
-Только Антоша потом поступил в вуз.
- Да, я знаю, работал и учился одновременно. Но я забыла, где он получил высшее образование?
- В Пушкине. Средства, знаете ли, позволяли… А как сложилась ваша дальнейшая жизнь?
- Тоже в своё время получила высшее образование. Педагогическое. Работала учительницей в школе. Сейчас на льготной пенсии. - Из предосторожности часть своей биографии я решила не привирать. Мне казалось, что от проницательных глаз этой женщины ничего не может ускользнуть.
- Так… Значит вы вместе учились с Антошенькой? Как это мило, - нежным баском заворковала Елена Михайловна. Она заботливо подлила мне горячего чая и пододвинула яства: - Я очень рада, что вы меня навестили. Скучновато бывает одной-то.
- Да, одной, действительно, скучно, - не совсем уверенно поддакнула я.
- Но, знаете ли, Каролиночка… можно я вас так буду называть?... С другой стороны, только на пенсии, по-моему, и начинается настоящая жизнь.
- Почему, - полюбопытствовала я.
- Сколько книжек, не прочитанных ранее, прочитала. Сколько мемуаров написала. Ваня, отец Антоши, обещал помочь с изданием. А представляете, сколько цветов развела. Посмотрите-ка на окна. Ведь эти цветочки - частичка живой природы. Той природы, которая в корыстнейших целях безжалостно изживается с лица планеты. И вот я что думаю, - она поближе наклонилась ко мне , - если каждый из нас посадит по цветочку да по деревцу, то всем миром-то насколько лёгкие-то нашей матушки-земельки очистим от смога да гари.
- Да, от этих самых природных лёгких с каждым годом всё меньше и меньше остаётся , - сказала я, вспомнив про финляндские лесовозы, которые днём и ночью, год от года, тянули мимо маминого дома прицепы, в которых штабелями были аккуратно уложены русские ели, сосны, осины, берёзы...
- Исчезнут леса - обмелеют, а потом и высохнут реки да озёра. А где прикажите им жить: рыбам, водным животным... таким вот зверяткам...
Она кивнула на кота, как будто тот был родом из диких зверяток". Конечно, в своё время я читала что-то такое о котах, внешним видом похожих на домашних и живущих, кажется, по берегам рек в камышах. Но никак не могла предположить, что вот этот нахальный, упитанный котяра был одним из камышовых млекопитающих.
"Такой вот зверёнок" лениво приоткрыл плутоватый глаз и неспешно мяукнул. Я вздрогнула.
Вы не поверите: монстр вместо традиционного "мяу" очень гнусаво, но, как мне показалось, отчётливо произнёс: "Где жить?".
- Да и порядок наконец-то дома навела, - как ни в чём не бывало, словно ничего и не произошло, продолжала хозяйка. - Раньше всё некогда было.
- Скажите, пожалуйста, - осторожно поглядывая на котяру, поддержала я очередным вопросом беседу, - а сын часто вас навещает?
- Был три дня назад. Очень изменился. Немного похудел. Но не это главное.
- А что?
- Что-то такое меня насторожило в нём. Взгляд что ли у него стал какой-то не такой. Раньше в глазах светилась доброта и забота, а теперь… - она на минуту задумалась.
- Что теперь? – с нетерпением спросила я.
- А теперь там какая-то тревога, настороженность. Когда ему сказала об этом, он словно очнулся, извинился. Но опять не это главное.
- А что? – осторожно подалась я вперёд.
- А то, что это как будто бы и не мой сын вовсе.
- То есть как это не Ваш?
- А так. Оболочка его, а нутро нет.
- Ну почему вы так решили?
- Знаете, он сказал очень странную фразу.
- Какую?
- Представляете, он сказал: «Время - лучший лекарь».
- Время – лучший лекарь?
- Да, Каролиночка, именно так и сказал: «Время – лучший лекарь». А потом добавил: оно, время-то, мол, излечит его душевные раны, и он снова превратится в любящего сына. Так и сказал «превратится в любящего сына». Значит, он меня перестал любить. Но не верю я этому. С ним точно что-то произошло. То, что Антошенька сильно изменился, и Никитишна может подтвердить.
- Никитишна?- искренне удивилась я.
- Никитишна. Она как раз была у меня в гостях. Звонок-то в двери прозвенел, мы с ней и выскочили вместе в прихожую. Думали из местной администрации пришли по поводу ремонта или переселения.
- И долго он гостил у вас?
- Да что вы? Гостил!? Постоял у двери, сказал несколько странных слов, в том числе про "лекаря" и "любящего сына", и умчался. Мол, срочная командировка. А куда – не сказал. Проездом, мол. Но перед уходом попросил отдать ему письма отца. Из Шотландии.
- Письма отца? Из Шотландии?
- Видите ли, Каролиночка, его отец там теперь коротает свой век. Знаменитым стал. Часть денег до сих пор регулярно переводит на моё имя в России. Я ведь долго упрашивала его не делать этого. Но Иван – упрямый человек. Не мытарством, так катаньем добился своего. Только я почти ничего себе не беру. Много ли мне, старухе, нужно. Львиную долю… вот… перечисляю в детские дома. Я подозреваю, что и Антону открыт счёт и Антон об этом знает, но не говорит мне.
- Простите, вы сказали, что отправляете деньги в детские дома?
- Да. Очень жаль бедных сироток. Ведь случись что-нибудь со мной в молодости, и Антоша мог бы оказаться там. Но, слава Богу, я жива-здорова, и ничего плохого не произошло.
Она, вздохнув, глубоко задумалась, глаза её подозрительно заблестели.
- Простите, может быть, за нескромный вопрос…
- Спрашивайте. У меня особых секретов нет.
- У отца Антона есть семья?
- В Германии женился на немке. Но детей (это я точно знаю) у него не было. После смерти супруги переехал в Шотландию и там до сих пор ведёт холостяцкий образ жизни. Зовёт меня, даже предлагает оформить отношения.
- А вы?
- А что я? Я русская: русской родилась, русской и умру. Ни к чему на старости лет мчаться на край света. Хотя… - она лукаво улыбнулась, - в жизни всякое может произойти.
- А он… не захотел вернуться в Россию?
- Нет. Но с такими деньгами, как у него, можно прекрасно устроиться и здесь.
- А Антон очень похож на отца? – осторожно спросила я, чтобы постепенно направить наш разговор в нужное русло.
- Как две капли воды. Такой же сильный, рослый. Да вы сами посмотрите, какой у Антошеньки был отец в молодости. – Она величественно вышла из кухни и через полминуты вернулась с альбомом в синем бархатном переплёте, тиснёном серебристым металлом.
- Вот, видите,- она быстро отыскала нужную страницу со слегка пожелтевшими чёрно-белыми фотографиями, - Ивану здесь двадцать один год. Приехал из Озёрска. Там у него произошло нечто... ну в общем, это не важно в данный момент. Дела давно минувших дней. Обустроился у нас в городе…
- Простите, а как вы с ним познакомились? – не удержалась я от пикантного вопроса.
- Познакомились? – лицо Елены Михайловны расплылось в добродушной улыбке. – Познакомились мы с ним в парке. Он сидел на скамейке и что-то читал. Я присела рядом. Он внимательно посмотрел на меня и предложил сфотографировать. И тут я заметила, что сбоку у него через плечо висит фотоаппарат. Сказала, что у меня нет денег. Он засмеялся: денег, мол, с такой прелестной девушки не возьмёт.
- Ну и… вы сфотографировались? – нетерпеливо спросила я.
- А как же… Вот… - Она перевернула страницу альбома.
Я была заворожена. На меня, очаровательно улыбаясь, смотрела высокая стройная девушка с перехваченной широким ремешком тонкой талией, которую выгодно подчёркивала чёрная плиссированная юбка-миди. Белая кофточка, заправленная внутрь, соблазнительно оттеняла смугловатую, очевидно, загорелую кожу. Почему загорелую? Да потому что сейчас кожа у Елены Михайловны была словно пропитана смесью крови с молоком. На стройных ногах красавицы были кипейные носочки и элегантные тёмные босоножки.
- Это вы?.. – задала я глупый вопрос.
- Я, я… Можете не сомневаться. Вот такой я была тогда. Вот такой и увидел меня впервые Ваня Пошеницын. А потом он пригласил меня на съёмную квартиру проявлять плёнку и делать фотографии. В таинственном красном свете было столько завораживающего. Вот тут-то и почувствовала укол стрелы Амура в самое сердце.
- Ну и… - начала я торопить события.
- Что вы? В тот раз у нас ничего не было. Считала себя слишком целомудренной особой. Всё случилось только через пять месяцев … А вот его фотография в день нашей первой встречи, - перевела она разговор в другое русло. – Это я его фотографировала. Вот, смотрите. Здесь он в парке около самого старого дуба. И сам, обратите внимание, - добавила она с гордостью, - такой же мощный, как дуб.
- Настоящий русский богатырь.
- И умом богатырь. – Она опять вздохнула. - Только России, по-моему, тогда не нужны были умы. Да и сейчас почти то же самое... Ведь ценный ум, чтобы не истощился, согласитесь, питать надо. Витамины необходимы, понимаете ли, минеральные вещества. Вот голодные русские мозги и утекают неслабенькой речкой за рубеж. Только, пожалуйста, Каролина Витальевна, не говорите мне о патриотизме. На необустроенный больной желудок, поверьте, тяжело быть патриотом. А у него уже тогда он начинал болеть. Вернее, не желудок, а двенадцатипёрстная кишка. В шестнадцать лет врачи признали язву.
- У такого молодого - язва?
- Да. У такого молодого. Подлечили, конечно. Но, обострения случались почти каждые весну и осень.
- А сейчас.
- А сейчас всё в порядке. За границей подремонтировался капитально.
- Странно, никогда не думала, что в шестнадцать можно получить такое серьёзное заболевание. С чего бы это?
- А вспомните-ка наши школьные годы. Столовых при школах не было. В основном открывались буфетики с мутными напитками и сомнительной выпечкой. Но и это ещё не всё. Иван Иванович был очень примерным пионером.
- Примерным пионером? - удивилась я, тоже вспомнив своё примерное пионерское детство.
- Да. Пионером. К тому же очень сознательным. Вот его и выбирали постоянно председателем совета отряда. А это в то время была очень ответственная должность. Председатель обязан был контролировать работу и редколлегии, и цветоводов, и санитаров… А сколько проводилась различных заседаний? И на каждом председатель обязан присутствовать. Домой приползал в шесть-семь вечера. Кое-как перекусывал и садился за уроки. Вот так и протекало сквозь решето времени счастливое детство советского пионера Ивана Пошеницына…
- А писал он Вам из-за границы?
- Писем из-за границы я получала много… После смерти моей матери.
- После смерти матери?
- Он писал и до кончины мамы, но… эти весточки до меня не доходили.
- Почему?
- Мама перехватывала. Только потом я нашла их после её смерти в комоде, под бельём.
- Извините, пожалуйста, за нескромный вопрос… - не совсем уверенно проговорила я.
- Да пожалуйста, пожалуйста… задавайте, не стесняйтесь, - успокоила она меня.
- А как вы расстались?
Она глубоко задумалась, будто пыталась рассмотреть что-то сквозь пелену времени: «Мама нас разлучила. Конечно, я не имею права её осуждать, даже после её смерти, но… понимаете, она работала вторым секретарём горкома партии, и позор дочери в те времена был бы и её позором. Узнав, что я беременна и что уже поздно делать аборт, она предприняла самые решительные меры. Нашла мне мужа из довольно состоятельной семьи. Маленького, плюгавенького. Одним словом, бесцветную, равнодушную ко всему, кроме спиртного, личность. Кстати, через семь лет нашей совместной жизни Иван Георгиевич умер от цирроза печени. Так что видите, с отчеством Антона по стечению обстоятельств не пришлось долго мудрить. Кстати, потомства мой суженый-ряженый после себя не оставил.
- А ваш отец?
Мой отец был подводником. Получил серьёзную дозу радиации на работе. Был списан на берег. Лечился. Но безрезультатно. Его не стало, когда мне исполнилось девять лет.
- А Иван?
- А что Ваня? Ваня по поводу моего подневольного замужества сильно горевал. Но не женился. Закончил литфак. По-прежнему работал автослесарем, так как писательство не приносило дохода. Да и писать, сами понимаете, в нашей стране нужно было на определённые темы. Не вылезая из рамок так называемого соцреализма.
- И Вы не мечтали с ним куда-нибудь сбежать?
- Что Вы! Он предлагал уехать в незнакомый город. Но я очень любила маму и боялась причинить ей страдания…
- И больше Вы не встречались?
- Издалека виделись.
- А после смерти матери Вы не пытались обрести счастье с любимым ?
- Да некогда было. Видите ли, мама умерла несколько лет назад. Ей к тому времени было девяносто три. И я её всё-таки любила и была, к тому же послушной дочерью. Боялась обидеть, наверное, причинить страдания. Мама ведь до последнего вздоха была коммунисткой, не признавала всего того, что происходило в обновлённой России. Иван для неё оставался до самой смерти чужим, чуть ли не изменником Родины.
- Он любил сына? – спросила я и почему-то покраснела. Но Елена Ивановна, кажется, не обратила на это обстоятельство ни малейшего внимания:
- Он безумно любил Антошку. Пытался давать деньги. Но опять-таки мама строго-настрого запретила ему это делать. От врага народа нам, мол, ничего не нужно.
Она снова глубоко вздохнула. В наступившей тишине как-то неестественно и слишком резко раздалась серебристая мелодия дверного звонка.
- Извините. Я открою. Это, наверное, приятельницы. Мы сегодня должны во дворе поливать клумбы с астрами. Вы пойдёте с нами?
Я кивнула.
Елена Михайловна величественно выплыла из мизерной кухоньки.
Я слышала, как Свешникова сначала спросила: «Кто там?», потом кому-то ответила: «Хорошо. Дело-то нужное затеяли» и, наконец, отворила входную дверь. Но оживлённых женских голосов почему-то не было слышно. Вместо них донёсся приглушённый вскрик, и вслед за тем что-то мягко упало на пол. Потом раздался щелчок, похожий на выстрел из детского пистолета. Очевидно, захлопнули с той стороны дверь: с лестницы явственно долетал в квартиру шорох шагов человека, спешно спускавшегося вниз.
Недоумевая, я вышла в прихожую и… онемела от испуга. Елена Михайловна, подогнув ноги в коленях, лежала на правом боку. Глаза у неё были закрыты. С лица сошёл румянец и оно напоминало гипсовую маску. Согнутая правая рука была слегка выпростана из-под тела, левую женщина держала на области сердца. Крови нигде не было.
Леденящий ужас моментально пронзил тело: «Господи, что же я медлю. Надо скорее звонить в скорую».
Судорожно набрала на клавиатуре домашнего телефона «03».
Неотложка примчалась на удивление быстро, минут через семь-восемь. Врач, пенсионного возраста благообразный старичок, пощупав пульс и наложив манжетку, сообщил, что давление слишком низкое. Миловидная девушка, очевидно, фельдшер, без слов, быстро пустила в вену какое-то лекарство, а в мышечную ткань обоих предплечий сделала два кордиамина. Через некоторое время врач снова измерил давление.
- Мы забираем её, аккуратно укладывая аппарат в тёмно-синий чехольчик, мягко произнёс он. - Давление поднялось, но не до нормы. Больная до сих пор не пришла в сознание. Нужна интенсивная терапия. А вас прошу проехать с нами, чтобы выяснить поподробнее, что произошло с … Простите, кем она вам приходится?
- Подруга, - опасаясь за жизнь Елены Михайловны, судорожно выдохнула я.
- … что произошло с вашей подругой, - вежливо договорил врач.
В приемном покое я поведала врачу, как было дело. Не рассказала только про звонок в дверь. Сказала, что Елена Михайловна хотела положить на место альбом с фотографиями и неожиданно упала.
Вскоре мне сообщили, что больную доставили в реанимацию и подключили к аппаратуре. Завтра можно будет позвонить в регистратуру и справиться о здоровье.
Вернувшись домой, положила ключи от входной двери на тумбочку в прихожей. Там их и нашла, когда уезжала на «скорой». Из комнаты с тревогой в жёлтых глазищах выскочил нежно мурлыкающий зверюга. Он принялся с такой силой толкаться лбом в мои лодыжки, что я чуть не растянулась на полу. Сообразив, что скотинка хочет подкрепиться, я пошла на кухню и на полке отыскала трёхкилограммовый пакет «Китикета». Пушистик, чуть не своротив меня с ног, опрометью кинулся к вожделенной миске. Он с таким хрустом принялся перемалывать твёрдые кусочки лакомства, что у меня от излишней вибрации звуковых волн чуть не полопались барабанные перепонки.
Пока котяра обедал, я набрала номер домашнего телефона Натальи. Извинившись, сообщила, что по пути заехала к подруге, и та упросила меня немного погостить. Наташа, естественно, разобиделась. Я поняла это по её изменившемуся голосу. Впрочем, Наталья долго не умела сердиться и вскоре привычным тоном сообщила, что немного приболела. К ней вчера утром на чай приходила Кудрявцева Алла Васильевна. Сделала какие-то уколы. Но пользы от лекарств не получилось: начались нехорошие головные боли с выматывающей тошнотой. Язык обложило так, что хоть налёт лопатой соскребай. Да и сердце, как шальное, даже сейчас неровно колотится в груди. Вот она и лежит. Подняться никаких сил нет. «Надо бы ещё укольчик, с одного-то какая польза, но только Алла Васильевна меня ненадолго покинула. Через час после визита срочно уехала к заболевшей родственнице. А куда – не сказала» - посетовала Наталья.
Крепкий организм Елены Михайловны на удивление быстро справился с недугом, и через пять дней её выписали. Она заметно похудела и немного ослабла. Но румянец, пусть и не такой крепкий, как прежде, всё-таки возвратился к ней. От меня не ускользнуло одно обстоятельство, ранее не свойственное Свешниковой: у неё в глазах стала читаться... тревога.
На другой день после выписки, пристально глядя мне в глаза, Елена Михайловна неожиданно сказала:
- А ведь меня чуть не убили.
От неожиданности я чуть не вылила на себя чашку только что вскипячённого чая.
- Да-да. Это было покушение… на меня. Из-за квартиры.
- Из-за квартиры, - поперхнулась я горячей жидкостью, указывая пальцем в сторону ванной.
- Всё дело в том, что до революции этот дом принадлежал очень богатому купцу, какому-то дальнему родственнику Гульдина Стаса Владимировича. Стас Владимирович - сослуживец Антона. Антон когда-то привозил его к нам.
- А куда делись прежние владельцы дома?
- Купца раскулачили и с семьёй вывезли на поезде в Сибирь.
Говорят, во время остановки семью Гульдиных и ещё целый вагон таких же бедолаг выгнали прямо на мороз и оставили на произвол судьбы. Что с ними стало в дальнейшем, никому не известно.
- Уж не хотите ли Вы сказать, что это душа почившего домовладельца пришла, чтобы свести с вами счёты? Но ведь в доме живут и другие. Почему же душа выбрала именно Вас?
- Вот Вы смеётесь, а дело-то действительно серьёзное. В доме, говорят, где-то зарыт клад. Многие считают: он замурован в моей квартире. Видите, стены какие толстые?
- Клад? В вашей квартире? – невольно вскрикнула я, с опаской озираясь кругом.
- Тише, не кричите так. В клад я сама особо не верю. Мы с Антошей простучали все стены, но тайника так и не нашли.
- Если нет клада, то зачем же на Вас покушаться?
- Это мы с сыном знаем, что нет клада, а вот она не знает.
- Кто она?
- Та, что пришла за моей жизнью. Я ведь очень явственно почувствовала болезненный укол в плечо.
- Так это был врач? – ошарашенно спросила я.
- Да. Врач. Среднего роста, стройная, сильно накрашенная блондинка. Лет сорока, может, сорока пяти. Не больше. Волосы коротко подстрижены. В чёрных очках. В медицинском брючном костюме. В руках держала светленький металлический чемоданчик, с каким обычно ходят врачи скорой помощи.
Жанр: Повесть, роман | Добавил: zarova (10.03.2012)
Просмотров: 498 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Обновления форума