Я её повстречал на крутом берегу.
Синева ярких глаз, что немного раскосы.
Но забыть я её никогда не смогу,
Как не могут забыть... сине море матросы.
На крутом берегу ветер нежно ласкал
Край одежды её... Блеск её "Мерседеса",
И зубов белизна, и улыбки оскал,
И в дали голубой в синей дымке - Одесса.
Обратился я к ней: "О, Аврора моя,
Ты из пены морской выплываешь навстречу!
Как назвать мне тебя, ты скажи, не тая?
Я люблю и, конечно, надеюсь на встречу!"
Но сказала она, улыбаясь в ответ:
"Нам не надо встречаться, весёлый повеса".
И махнула рукой, и простыл её след.
Замечательный след от её... "Мерседеса".
Я не ел, я не спал. Как её я искал!
То не знает никто! Только помнит Одесса:
Я хотел утопиться, разбиться со скал,
Но меня задержал гул её... "Мерседеса".
И опять я стою на крутом берегу,
И опять её локоном ветер играет.
И опять мои мысли по кругу бегут.
И вдали корабли... в синей дымке мерцают.
"Ты княгиня моя! Или ты дочь Раджи?
Нет, ты просто Шахиня! А может разведчица?
Как назвать мне тебя? Поскорее скажи!"
Но сказала она: "Я - простая... миньетчица!"
И фуражка моя поползла набекрень.
Встали волосы. Тут я всосал папиросу.
И в глазах потемнел народившийся день,
А по берегу шли к "Мерседесу" матросы.
"Я вас лучше потом, дорогой, обслужу!", -
Мне сказала она, нежно взором лаская.
Что почувствовал я, никому не скажу.
Повернулся, пошёл, словно зомби... ступая.
Сколько жутких кикимор, беззубых старух,
Словно тленом могильным, в лицо мне дохнули!
Вдруг заныло в груди, помутился мой дух.
И желанья во мне, будто в склепе... уснули.
Хоть сто лет проживу до волос до седых,
Не пойму: почему, где её сердце бьётся,
В этом теле прекрасном, в глазах голубых -
Нет ни капли того... что душою... зовётся?!
|
